В горячих сердцах сохраняя... (сборник)
Шрифт:
— Бежим!
Сахарный тростник бьет в грудь и обжигает лица, и солнце слепит глаза, и трескаются запекшиеся губы, и скрипит на зубах пыль, и не хватает воздуха, и беспрестанно мелькает под ногами земля, и жадно всматриваются в даль глаза, и осторожно раздвигают тростник руки, и слышится эхо выстрелов, и люди прячутся за деревьями, волоча за собой спутанные травы, и открываются в напряжении рты, и беззвучно шевелятся губы…
— Вон там! Там!.. Там!.. —
Он отдал приказание, и люди начали окружать холм. Ползли молча, оберегая стволы винтовок от земли.
Карменати он оставил около себя и теперь следил за передвижениями бойцов, подсказывая, протестуя, подбадривая и направляя их одним только взглядом. Он провел рукой по лицу, словно хотел стряхнуть что—то раздражающее его. Потом посмотрел направо и встретился с глядящими на него в упор глазами Карменати.
— Ну что?
— Для начала в воздух?
— Можно.
— Но ведь нас только десять.
— Не важно, теперь я ученый — им не уйти, они у нас в руках.
— Не знаю, Эразмо, ведь… Не понимаю, после того, что… Странный ты…
Он снова посмотрел на Карменати. Потом огляделся по сторонам, словно пытаясь предугадать, откуда может возникнуть опасность. Посмотрел на часы.
— Все в порядке, Карменати, все в порядке…
Он еще раз посмотрел на часы. Поднял винтовку к плечу и прищурился. Карменати последовал его примеру.
Кольцо неумолимо сжималось и вскоре замкнулось. И тогда тишину разорвал оружейный залп. Он спугнул тех немногих птиц, которые еще здесь оставались, и опустился к земле вместе с листьями. Затем несколько раз повторился, с каждым разом все глуше и дальше, пока не затих совсем.
— Сдавайтесь, вы окружены!
На горле кричащего вздулись вены.
— Сдавайтесь!
— Иди бери! Иди, если ты такой смелый!
— Я же говорил, — прошептал Карменати.
Эразмо снова поднял винтовку. Прозвучал еще один залп. На этот раз — почти над самой землей. Эхо винтовочных выстрелов быстро стихло, но треск автоматной очереди все отдавался в горах. Наступившая вслед за тем тишина казалась наэлектризованной.
— Молчат.
— Да.
— Открываем огонь?
— Вообще—то… зачем рисковать людьми? Если они сдадутся…
— Если… А вдруг…
— Дадим им пять минут. Как ты считаешь? — Не знаю, у тебя опыта больше.
Эразмо прищелкнул языком и обернулся. Обернулся стремительно, словно его ужалили. Но Карменати смотрел бесхитростно и даже чуть удивленно. Эразмо отвернулся.
— Слушайте внимательно, слушайте внимательно! Вы окружены, у вас нет выхода. Если не сдадитесь, мы вас перестреляем. Внимание! Даем вам на размышление пять минут. По истечении пяти минут открываем огонь. Засекаем время…
Он впился глазами в циферблат и что—то зашептал. Секундная стрелка двигалась равномерными толчками. Капля пота скатилась у него по носу и упала на губу. Он слизнул ее. Карменати зашевелился, не меняя положения,
— Ты можешь лежать спокойно?
Шуршание прекратилось.
— Остается четыре минуты!
Он по—прежнему не отводил взгляда от часов. Карменати снова заворочался, и снова раздалось шуршание сухих листьев.
— Черт возьми, неужели нельзя…
И опять тишина.
— Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь, пятьдесят восемь… Три минуты!
Он смотрел все тем же настороженным, выжидающим взглядом. Внезапно Карменати начал ритмично постукивать кольцом о приклад ружья. Удары звучали в такт тиканью часов: раз—два, раз—два, раз—два.
— Тш—ш–ш! Раз—два…
— Две!
— От этих подонков можно ожидать любой подлости.
— Помолчи!
— Давай откроем огонь, а, Эразмо?
— Тш—ш–ш! Раз—два…
Глаза Карменати сузились, ноздри раздулись. Он весь сжался и согнул колено.
— Минута!
— Эразмо…
Эразмо медленно поднес винтовку к плечу.
— Я покажу им!
— Стой, Карменати!
Но тот уже поднялся. Эразмо бросился на него, и Карменати упал.
Грохнули два выстрела.
3. Отказ
Так тяжело бывает в жизни… Не передать!
Он водил пальцем по ложбинке на подбородке, где у него никак не хотела расти борода, и смотрел невидяще на сидящего напротив. Его взгляд скользил мимо — к керосиновой лампе на столе, к заплесневелым доскам хижины и дальше — за стены, хотя окон не было, на дорогу и к темнеющим в ночи холмам.
— Ты что—то сказал, Мендес? — спросил он рассеянно, все поглаживая подбородок.
— Ты нездоров, Эразмо?
— Да нет, просто задумался. Когда же наконец?
— Завтра на рассвете, — ответил Мендес. — А твое дело?
— После обеда.
— Ну вы молодцы… просто молодцы! — сказал Мендес и поднялся, потирая от удовольствия руки. — Наверняка это учтут. Как ты считаешь?
Эразмо пожал плечами.
— Ведь должны учесть, а? — не унимался Мендес.
— Может быть, — ответил Эразмо, но не пошевелился.
— Нет, вы молодцы, черт побери! — Мендес обогнул стол и подошел к Эразмо: — Послушай, а это не те самые типы, которые… Ну те, с которыми у тебя тогда случилось?
— Нет, это не те, которых я упустил, — ответил Эразмо, делая упор на последних словах.
— Жаль. А было бы здорово, окажись они теми самыми… — Мендес вытащил сигары: одну он взял себе, а другую протянул Эразмо.
— Спасибо, не хочу, — отказался тот.
Мендес задумчиво перекатывал сигару из одного угла рта в другой:
— Было бы здорово, если бы они оказались теми самыми. — Он покрутил сигару над огнем, чтобы как следует раскурить ее. — Как ты думаешь?
— Конечно, конечно, — ответил Эразмо.