В горячих сердцах сохраняя... (сборник)
Шрифт:
— Ну что ж, Конопатый, на рассвете… Сколько там осталось?
— Не знаю, мне все равно. Лучше бы уж землетрясение…
— Ну нет, не надо мне твоего землетрясения.
— А что? Все равно завтра крышка.
— Но сегодня — не завтра. Лоло пока что жив.
— Жив? Не смеши меня!
— Жив!
— Какой ты, к черту, живой, если от тебя так и несет мертвечиной?
Лоло ничего не ответил и принялся глядеть на частички пыли, которые роились в лунном свете. Они долго молчали и не шевелились. Луна пыталась осветить каморку, но за границей треугольника
— А у тебя дети есть, Петух? — спросил через какое—то время Лоло.
— Нет. Хотя, может, у той бабенки, с которой мы позабавились там, наверху, что—нибудь в пузе и шевелится.
— Ничего у нее не шевелится. Ее же прикончили, ты что, забыл?
— Верно, черт побери! А может, у нее—то и родился бы пацан от меня. Хотя нет, неизвестно, от кого она зачала, ведь нас трое было. А хороша была бабенка, ничего не скажешь. Только ты ее не попробовал, а?
— У меня трое.
— Было трое, — возразил Петух внезапно охрипшим голосом.
— Нет, есть, и все — мои.
— Откуда ты знаешь, что твои? А может, соседские?
— Я знаю, что мои, знаю. Моя старуха души во мне не чаяла. Жили мы с ней душа в душу. Она…
— Все бабы — свиньи. Их дело — ублажать мужиков и плодить поросят. А хорошо бы сейчас сюда хоть одну. Если бы мне удалось добраться до Штатов…
— И что тогда? — спросил, устраиваясь поудобнее, Лоло. — Что бы ты там делал?
— То же, что и здесь, пока не пришли коммунисты. Единственное, что я умею делать.
— Кражи? — понизил голос Лоло. Он машинально посмотрел на свои карманы и немного отодвинулся.
— Нет, это слишком хлопотно, да и влипнуть запросто можно. Я другим промышлял. Подцепишь, бывало, какую—нибудь смазливую блонду, из тех, что в кино показывают, устроишь ее в публичный дом, и живи себе не тужи.
— А мне, честно говоря, ничего не надо, только бы вернуться к своим. Хорошо было. Никто меня не трогал. Детвора моя около крутится, жена… И вдруг эта революция, черт бы ее побрал! Раньше ведь все поигрывали в подпольную лотерею и каждый приходил одолжиться.
— Да, это было выгодное дельце.
Неожиданно в светлый треугольник вписались чья—то голова и грудь. Бандиты замолчали: кто—то наблюдал за ними через оконце.
— Мать твою… — заорал Петух и сплюнул.
Стоявший у окна затянулся пару раз сигаретой и, бросив ее в каморку, отошел.
Лоло кинулся к сигарете. Он судорожно задвигал кистями рук, но высвободить их ему не удалось. Тогда он опустился на колени и попытался достать окурок губами, но лишь несколько раз коснулся ими земли. Он приблизил лицо к мерцающему окурку, чтобы получше рассмотреть его, и вдруг ощутил на своей щеке влажное и хриплое дыхание Петуха. Лица их были так близко, что почти соприкасались. Дыхание обоих смешивалось в одно тяжелое и смердящее зловоние. В свете луны их обострившиеся лица казались звериными мордами. Несколько раз в воздухе глухо прозвучал стук сталкивающихся голов. Петух попытался укусить Лоло, тот
— Чтоб ты сдох, сволочь!
Петух поднял голову. Он стоял на коленях и облизывал нижнюю губу, сплевывал и снова облизывал. Лоле», даже не посмотрев в его сторону, опять потянулся к сигарете, которая все еще тлела. Когда он уже совсем было дотянулся до нее, Петух, не поднимаясь с колен, смачно плюнул и огонек с глухим шипением погас. На лице Петуха застыла слюнявая ухмылка. Луна высветила его небритый подбородок, красные прожилки глаз, вытянутые вперед губы.
— Ты сейчас похож на волка, — сказал Лоло, стоя на коленях против него.
— На волка? — протянул Петух, подползая к нему, — На волка, говоришь? — Он сплюнул и снова облизал губу. — Не о том думаешь. Завтра в это время ты уже будешь гнить в земле.
— А все из—за тебя.
— Из—за меня?
— Конечно.
— А кто сдуру стал палить в собаку и выдал нас?
Петух снова двинулся на Лоло — тот отступил.
— Так кто же оказался падлой?
— Ты! — закричал, внезапно остановившись, Лоло. — Ты застрелил Малыша в спину, — наступал он. — Малыш хотел драться. Малыш был парень что надо.
— Паскуда был твой Малыш, и больше ничего.
— Малыш был парень что надо и настоящий кореш.
— Когда тебя берут за глотку, плевать тебе на всех корешей.
— Ты убил Малыша.
— Малыша мы вместе убили: ты ведь стоял и молчал.
Лоло ничего не ответил.
— Ты ведь согласился, — повторил Петух.
— Это уж потом, — закричал Лоло. — А что мне оставалось?
— Знаешь, кто ты? Вот… — И Петух показал подбородком на ширинку. — Ты согласился, чтобы спасти свою шкуру. И раньше вы точно так же не прикончили меня, потому что боялись за свою шкуру. Ведь только я знал дорогу к берегу. А уж потом—то вы бы меня наверняка шлепнули…
— Ты нас выдал.
— …наверняка шлепнули… Я ведь не такое дерьмо, как вы. Если бы не вы, я бы скрылся.
— Вот я бы так действительно смотался, если бы не ты и не Малыш. И меня бы не тронули, потому что я никого не убивал.
— Никого? Паскуда! А тот крестьянин, фиделист, с колючей проволокой? Ведь это ты всадил ему пулю в живот!
— Это из жалости, чтобы он не мучился. Вы его подвесили с колючей проволокой на шее и стали вспарывать ему живот. Я и прикончил его, чтобы не мучился. Так что он не за мной числится.
— Но ведь ты держал его за ноги, скотина.
— Вот ты — скотина, ты многих угробил. Поэтому ты меня и обливаешь грязью. Считай, что и я твоя жертва. Ты же первый набросился на ту крестьянку, ты…
— Нас было трое, ты не…
— …придумал привести отца, чтобы он посмотрел, как вы ее насилуете…
— …захотел, потому что было поздно, но ты тоже ее насиловал — мысленно, глядя, как…
— …из—за тебя тот старик и рехнулся, ведь ты же…
— …мы с Малышом баловались с этой бабенкой…