В Гремячей пропасти
Шрифт:
Капитан слушал с интересом и припоминал, как он еще малышом в далекой от Забайкалья Осетии не выказывал другим мальцам места, куда сам бегал за орехами. Он знал, как тщательно скрывают ягодники удачливые угодья, и невольно верил рассказу лобастого.
— Она, понимаете, нас на оборыши вывела,— продолжал тот, размахивая пудовыми кулаками. — Ягода от ягоды за километр...
—
Зазвонил телефон. Капитан долго и со вниманием слушал, поддакивал. Смуглое лицо его теплело, и он приветливее поглядывал на задержанных. Потом взглядом указал конопатому на пачку папирос.
— Садитесь, товарищи. Курите. Итак, она убежала?
— Ну да! Вот и побрели одни по тайге. Поднялась буря. Сам черт запутался бы, — жадно затягиваясь дымом и потирая ушибленное колено, продолжал конопатый. — Давай выбираться. Случайно напали на тропку, по жердочке переправились через Пьяную, теперь уж не Малую. Под городом солдат нагнал...
— Он уже не солдат, — мягко поправил Казбеков.— Полковник присвоил ему звание ефрейтора.
— Что ж, заслужил, — одобрительно заметил лобастый и усмехнулся:—Ловко он нас обработал. Вы уж его не ругайте. Служба молодая...
— Прохоров спас вашу спутницу от смерти неминуемой. Она вывихнула ногу. Он на руках вынес ее из Гремячей пропасти.
— Зря вынес, — буркнул непримиримо угрюмый.
— Его видно: стойкий малый. — Конопатый прикурил новую папиросу. — Примечаю, зуб на зуб не попадает, а держится молодцом. Надежный солдат, что зря говорить. А насчет нас... Вишь, он, наверное, начитался книжек про шпионов... А удаль, она в труде солдатском... Сами были в армии.
— И молодыми, — опять проговорил коротко угрюмый белобрысый рабочий.
Казбеков позвонил в райком партии дежурному. Ответила, должно быть, хорошая знакомая, потому что офицер беседовал непринужденно:
— Капитан Бедзо Казбеков беспокоит. Добрый вечер! Интересуюсь товарищами... — Офицер
В трубке притворно вздохнули, и капитан от души улыбнулся, поднялся, смеясь черными глазами.
— А ножи нам верните, — подал тусклый голос белобрысый. — Подшипниковая сталь... И привет вашей Ульяне Федоровне!
— Вы свободны, товарищи. Еще раз приношу извинения. Прохоров поступил, как подсказала ему совесть и долг: зорко, по-солдатски, решительно. — В голосе капитана звучала гордость.
— Да мы и не в обиде: бесплатно и быстро довезли до города, — шутливо откликнулся лобастый рабочий. Потом тяжело поднялся, приблизился к офицеру и пожал ему руку.
— Сегодня мы не прошли незамеченными. Значит, и враг не пройдет. Охрана надежная.
— Так и девушки написали Прохорову, — вставил капитан, смущенно теребя подстриженные усы.
— А домой подвезешь, капитан? — вдруг спросил угрюмый кузнец, и Казбеков впервые увидел, что глаза у него с хитринкой, добрые, утомленные. — Не увильнешь, как та Ульяна Федоровна?
Казбеков, довольный счастливой развязкой, позвал старшину.
Армейская машина мчалась по вечерним городским улицам, развозя ягодников.
Капитан передал в «Гизель» — так наречено его родное село в Осетии — распоряжение:
— Пусть Ульяна Федоровна спит. Фельдшер к ней послан. Депо мы предупредим о ее нахождении. Да смотрите, армия, чтоб ей удобно было. Сержант в, ответе. Ефрейтор Потапов пусть вернется в роту.
А Юрий Прохоров, прочитав встревоженное письмо от девушек-слесарей из бригады коммунистического труда, спал в казарме. Снилось ему, будто бы сварливые дятлы пищали у окна. Щербинка ластилась к его ногам. А лохматый медведь шел грудью на него. И Юрий во сне трудно-трудно вздыхал...
Орджоникидзе,
1959 г.