В Гремячей пропасти

Толкач Михаил Яковлевич

Порожистая речушка вдруг превратилась в непроходимую преграду. Вода на глазах ошеломленного Потапова прибывала с каждой минутой, заполняла впадины, перекатывала камни, несла на волнах маслянистого цвета коряги, вырванные с корнями зеленые сосенки, желтые листья, траву. Ливневая вода подмыла крутой песчаный берег, и он обвалился, запрудив русло. Бурунистый поток с водоворотами бросился в сторону, моментально съел илистую темную косу, ударил в основание переходной опоры, свалил ее, запутал в клубок и швырнул по течению полевые армейские кабели.

В землянке «Гизели» Потапов застал тревогу: телефонная связь с ротой

потерялась. Телефонист сообщил, что осталось лишь радио с городом. Командир взвода из части успел приказать отрядить всех людей «Гизели» на Малую Пьяную.— перекинуть линию через поток.

Здесь Потапову стало известно, что рядовой Прохоров послан лейтенантом обратно с пакетом и обязан проверить исправность линии. И почти тотчас связь с Кедровой тоже потерялась. Затихли телефонные звонки в землянке. Контрольная аппаратура «Гизели» сиротливо ютилась в темном углу на широком столе.

Сержант, начальник «Гизели», ушел вместе с солдатами на речку восстанавливать линию. В низкой просторной землянке, что придралась покатой крышей к скале под вековым седоватым кедром, остался один ефрейтор Потапов.
– В маленькое оконце, что неясным пятном выделялось под крышей из бревен лиственницы, едва пробивался в землянку тусклый свет. Пахло дымом и сыростью. Жестяная печка с круглой, как в вагонах, трубой медленно остывала. По бревнам однообразно, с тоскливым хлюпаньем били капли, струилась грязная дождевая вода. Николай распахнул настежь низкую толстую дверь, подкатил к ней еловый чурбан и сел на него, подобрав полы шинели. Опираясь на автомат, зажатый в коленях, задумчиво смотрел наружу.

Если кто и отважился бы в такое ненастье тронуться с Кедровой пади в город, то скалистые откосы вывели бы смельчака неминуемо к землянке. И Потапов терпеливо ждал. Ветер с гор лохматил старый кедр, что когда-то в молодости будто бы нечаянно выскочил вперед других и замер в нерешительности на самом краю поляны, с которой открывался равнинный простор. Вплоть до города дождь застилал горизонт. Капли с крыши сначала отскакивали от земли, затем выбивали продольную рытвину, потом ручеек. Каждая капля падала с сочным плеском, и на ее месте вспыхивал пузырь, плыл по течению. Ефрейтор представил себе, как трудно двигаться по размытой тропе средь лесного бурелома, огибать валуны с риском сорваться в пропасть или быть смытым буйным потоком. Где-то Прохоров? Юрий увлекался футболом, славой спортивной. Такой пойдет на любую проделку, лишь бы выполнить приказ. А хватит ли у него силы и выдержки пробраться невредимым сквозь гневную в бурю тайгу? Одного молодечества мало, но должен выдержать! Напористым знает его Потапов еще по заводу.

Николай покрутил ручку телефона. Обычно она вращается, как связисты говорят, с нагрузкой. Николай повернул ее свободно, вхолостую. Нет, повреждение не устранено! Вновь вернулся к двери, примостился на обрезок. Значит, Юрий идет по шумной, разволнованной тайге, ищет обрыв линии. А может быть, он встретил неизвестных «гостей»? Бьется насмерть?

Рядом с землянкой откуда-то сверху рухнула гнилая осина. Комки жидкой глины залетели в землянку, вода плеснулась через порог. Николай отпрянул, стер с лица капли глины. Да, нелегко Юрию в тайге. И припомнилось Николаю событие из жизни заводских комсомольцев. Как-то вышли они с Юрием патрулировать по кварталу на окраине города. Уже в полночь заметили в подъезде притаившихся

молодчиков. Решили проверить, в чем дело. Только вступили в тень, как Потапова ударили в живот, и он упал. Юрий вступил в поединок с двумя хулиганами. Приемом самбо выбил финку. Когда Николай поднялся, один рослый задира улепетывал за угол, а другого, хмельного молодчика, Юрий крепко держал за руки. Нет, Юрий не пропадет в тайге!

Только перед девчатами Юрий робел, краснел до ушей. Когда на состязании Юрий выиграл стометровку и принес победу своей бригаде, девушки кинулись его обнимать, а одна — быстроглазая насмешница — чмокнула победителя в щеку. Прохоров растерялся и убежал со стадиона.

Густые темные тучи сползали с лесистых гор, клубились, кудлатыми валами плыли над долиной, напоминая об осенней неуютности и невзгодах путников, застигнутых на бездорожье. Вздохнув, Николай опять взялся за ручку телефона. Едва провернул якорь — есть линия! Жив Юрий! Ответили с радарной установки. Трубку там взял лейтенант. Расспросил о погоде, узнал насчет ожидаемых «прохожих», о положении на Малой Пьяной и приказал:

— Если до шестнадцати Прохоров не выйдет из Гремячей пропасти, вышлем розыск. О Прохорове доложите в город.

— Есть!

Над землянкой пролетела всполошенная стая гусей. Серые птицы, касаясь макушек деревьев, кинулись книзу, до самой земли, с тревожными криками опустились за опушкой в затишье. Николай долго прислушивался к перепуганному птичьему гомону. Внезапно сквозь лесной гул в землянку прилетел звук, отдаленно схожий с выстрелом. Будто бы из Гремячей пропасти. Николай напряг слух. Шумел ветер, плескалась разбушевавшаяся вода на камнях. Или неистовый ветер сломал под корень хрупкую ель?

Николай натянул плащ-палатку, вышел наружу. Кедр на отлете дыбил мягкие ветки. Голые тонкие березки кланялись буре, отряхивали с ветвей холодные капли.

Тонко зазвенел телефон в землянке. С Кедровой горы передали запрос из роты о Прохорове. Потапов ничего утешительного сообщить не мог. И вновь, уже отчетливее, в привычный шум врезалась автоматная очередь из самой горловины Гремячей пропасти. Минутой позже — опять дробь скорых выстрелов.

Николай кинулся к телефону. С ротой связи все еще не было. Ответил лейтенант с Кедрового кряжа.

Выслушав, приказал ефрейтору идти в разведку. Набросив плащ-палатку поверх шинели, Потапов быстро побежал на выстрелы, держа автомат наготове. Никого он не видел. Темнели крутые склоны пропасти, в лицо летел мокрый снег.

За углом гранитного серого уступа на тропе в раскисшем глиняном месиве лежали двое: солдат в шинели и старая женщина. На черном плоском камне золотом ясным светились стреляные автоматные гильзы.

Заслышав чужие хлюпающие шаги, солдат на земле зашевелился, приподнялся, направил автомат.

— Стой!

Под плащ-палаткой он не узнавал Потапова, хрипел:

— Стреляю!

Курносое веснушчатое лицо Николая радостно улыбнулось.

— Юрий! Чертяка!

Зашевелилась и старуха. Ее косматая пепельная голова оторвалась от земли, тусклые глаза повеселели: пришли!

— Солдат Прохоров, ко мне! Смирно!

Юрий, с трудом отталкиваясь закоченевшими руками, встал. Ноги дрожали, но он выпрямился. Николай поддержал его за плечи.

— Часы... который час? — прохрипел Юрий, поднося к воспаленным глазам руку с часами.