В «игру» вступает дублер
Шрифт:
— Может, и эти сгодятся?
— Что это? — удивилась Анна.
— Солдат приносит в котельную корзины с мусором. Там много всяких бумаг, которые я должен сжечь. Он ждёт, когда я брошу их в топку. Так я ухитрился… Брошу и разгребаю кочергой в стороны. Глядишь, то, что подальше от огня, и уцелеет. А солдат думает, что я мешаю, чтобы лучше горело.
— Папа! Ты у меня золото!
— Ну, ну, золото… Спрячь пока подальше. Потом посмотришь. Ужинать пора.
Отец сегодня был на редкость словоохотлив. Сидя за столом, стал рассказывать:
— Генерал фон Клейст то всё музыку вечерами слушал или с собакой играл.
— При тебе говорили?
— Да я уже заканчивал, когда они пришли. Но, видно, невтерпёж. Клейст рукой только махнул мне: скорее, мол. Ну, я и ушёл, совсем немного слышал.
Анна быстро просмотрела обрывки бумаг и сказала:
— Наоборот, ты даже не представляешь, как много слышал и как всё это важно. Кажется, у немцев плохи дела под Сталинградом.
Анне не терпелось увидеть Зигфрида: столько информации надо ему передать! Но он придёт только через четыре дня, а информация очень важная, ждать не может. Как известить Зигфрида? Идти к нему в театр нельзя, он это запретил. И вдруг осенила мысль: а не сходить ли на кладбище? То, что Петрович был там и при немцах не то сторожем, не то рабочим, она знала. Вот там его обязательно встретит. Он и сам её заметит, как тогда, в первый раз. В случае чего есть и алиби: пришла навестить могилу матери.
На следующий день, в субботу, ей не нужно было идти в управу. И как только отец ушёл в котельную, Анна вышла из дома. Около кладбища она увидела грузовую машину. Солдаты молча стаскивали с неё гробы и несли за каменную ограду. Анна, не ожидавшая такой встречи, остановилась, зажав в руке две астры. Но ей так нужно было повидать Петровича!
Она прошла в ворота и медленно двинулась вслед за солдатами, которые несли гроб за ограду, где ровными строчками тянулись кресты с касками. Их было уже довольно много. «Значит, их дела на фронте не так хороши, как они трубят об этом, — подумала Анна. — Вон уже сколько могил! А ведь здесь хоронят только офицеров. Наверное, идут тяжёлые бои». Солдаты свернули, а Анна стала медленно подниматься по дорожке. Она почти подошла к могиле матери, когда услышала резкий голос:
— Хальт!
Она вздрогнула, остановилась и медленно обернулась. К ней приближался ефрейтор с автоматом наперевес. Анна указала рукой на надгробие и сказала:
— Майне муттер.
— Муттер? — переспросил ефрейтор. — А, муттер…
Ефрейтор согласно кивнул головой и отошёл.
Анна зашла к могиле с обратной стороны, чтобы можно было видеть ефрейтора, который прохаживался по дорожке, иногда оглядываясь на неё. Она то поправляла кустики самшита, посаженного с двух сторон надгробия, то перекладывала астры. Минуты тянулись бесконечно, а Петрович не появлялся. На боковую аллею теперь не свернёшь — это вызовет подозрение у ефрейтора. Анна стояла, склонив голову, и мучительно думала, что же ей делать.
И вдруг из боковой аллеи вышел Петрович. Он постукивал тяжёлой палкой и шёл, низко опустив голову, не глядя на Анну. Ефрейтор обернулся на стук, но, увидев сторожа, снова пошёл к воротам. Петрович, подходя к Анне и не поворачиваясь к ней, негромко буркнул:
— Зачем пришла?
— Нужен Зигфрид, —
— Ладно, — буркнул Петрович и прошёл, всё так же глядя себе под ноги.
Анна видела, что ефрейтор при появлении старика не выказал беспокойства — Петровичу здесь доверяют! Анна не торопясь пошла к воротам. Ефрейтор развернулся к ней всем корпусом и выжидающе смотрел. Анна не понимала, вызвала ли у него подозрение или он хочет что-то спросить, поэтому совсем неожиданно для себя произнесла слова благодарности:
— Данке шён…
Ефрейтор кивнул и сочувственно улыбнулся. Анна с облегчением вышла из ворот.
Вернувшись домой, Анна подошла к зеркалу. В трюмо отразилась стройная фигура белокурой девушки с чуточку печальными синими глазами. И хотя это были её глаза, Анна стыдливо отвернулась от зеркала, как будто, сама того не желая, прочла в них нечто глубоко затаённое, то, что необходимо прятать от всех и даже от себя. Ей было совестно думать о том, что она искала встречи с Зигфридом не только из-за важной информации. Её испугали слова, которые он произнёс в прошлый раз, о том, что, возможно, не придёт во вторник и ещё несколько дней. Да это же будет почти неделя, а может, и больше!
Анна и раньше испытывала какое-то беспокойное томление во все дни от вторника до четверга и снова до вторника. Это чувство сразу исчезало, когда приходил Зигфрид. Сначала Анна не придавала этому значения, но в последнее время ещё не осознанная ею грусть стала мучить её, и только природная застенчивость заставляла девушку прятать глубоко в сердце это непривычное ощущение.
И вот теперь, передав через Петровича просьбу о скорейшей встрече, Анна совершенно чётко осознала: не видеть Зигфрида даже один день, ничего не знать о нём — это ужасная мука.
Анна села на диван, задумалась. Раньше она слышала и читала о любви с первого взгляда, но всегда сомневалась, может ли так быть. По её мнению, человека можно любить за какие-то качества, тогда, когда чувствуешь в нём родственную душу. Душа Зигфрида была от неё скрыта. Он весь словно в скорлупе — очень сдержан. Не доверяет? Или оберегает? Как он к ней относится?
Она грустно вздохнула. Как, как… Разумеется, как к товарищу по общему делу. И то, что в прошлый раз он назвал её Анечкой, можно скорее отнести к их удачным совместным действиям. И ей надо побольше проявлять сдержанности, не застывать около него с видом гимназистки перед лицом обожаемого кумира. Но что поделаешь, это трудно. Когда он вошёл и спросил: «Вы даёте уроки немецкого языка?», её будто что-то ударило по сердцу. Тогда она приписала это естественному волнению, ведь он произнёс пароль. Но что же теперь? Что её так тревожит, даже терзает? Неужели это любовь, обрушившаяся на неё, как лава, и она ничего не в состоянии поделать с нею?
Зигфрид пришёл только во вторник, в своё обычное время, около четырёх часов дня. Увидев его, Анна вдруг почувствовала, как на глаза набегают слёзы. Она готова была кричать от радости, но вместо этого, чуть отступив от двери и сдержанно улыбаясь, сказала:
— Хорошо, что пришли. Есть важная информация.
Они сели за стол, раскрыв на всякий случай учебник немецкого языка, и Анна разложила перед Зигфридом обрывки полусгоревших бумаг, пересказала всё, что услышала от отца.
— Он знает, для кого эта информация?