В интересах государства. Аудиториум, часть 2
Шрифт:
– Значит, все пострадают из-за одного болвана, решившего перехитрить Аудиториум? – возмутился Корсаков.
Адленберг холодно улыбнулась.
– Таковы правила, и вы согласились с ними, подав документы на поступление. Если же вам что-то известно об абитуриенте, применившем стимулятор, вы можете передать эту информацию мне ментальным способом. В награду за лояльность к Аудиториуму и помощь в расследовании мы освободим вас от прохождения Третьего испытания и автоматически зачислим на первый курс. Этот шаг согласован с администрацией, поскольку все вы успешно прошли Второе испытание.
Я напряженно сопел, соображая, что делать. В себе я был уверен – ни на какие стимуляторы у меня бы попросту не хватило денег. Да, меня могли причислить к подозреваемым из-за того мощного потока родовой силы, что я выдал, вскрывая башку Денисову.
Дурак я. Действовал грубо, но не подумал о том, что это могло вызвать подозрения и вопросы. А мне было совсем нельзя прокалываться на поступлении. Нужно было обязательно пройти в этом году. А отсрочка, связанная с проверкой и прочими ментальными разборками Аудиториума, могла занять длительное время. И сроки для поступления могут уже пройти.
Нет, нельзя пропускать год. Слишком многое от этого зависит.
Парни снова переглянулись.
– Проверяйте нас хоть сейчас, – сказал второй. – Моя семья даст согласие.
– Увы, это не вам решать, Владимир Петрович. Мы не можем подвергнуть вас столь неприятной процедуре без согласия вашего рода.
Ага, а когда вы массово стирали память всем после инцидента, это вас как-то не остановило! Святоши хреновы. Скольких тогда прогнали через ментальную мясорубку только для того, чтобы скрыть косяк с Радамантом? Десятки? Сотню?
Или Аудитриум почуял пристальное внимание ищеек Корфа и теперь не допускает ни единого момента, за который могло бы зацепиться Тайное отделение? Что ж, умно.
Но мне от этого не легче.
– Я тоже готов пройти испытание немедленно, – сказал я, поднявшись из-за парты. – Мне скрывать нечего.
Ну, это я, конечно, перегнул. Но в данной ситуации и правда был чист как стеклышко.
Адлерберг удовлетворенно кивнула.
– Боюсь, Михаил Николаевич, для вас мой ответ будет таким же. Никаких процедур без согласия старших. И уж тем более мне бы не хотелось портить отношения с вашим Родом, – она позволила себе многозначительную улыбку, подчеркнув природу моей силы. – Господа, мы оставим вас на десять минут и дадим время подумать. И мы крайне высоко оценим силу духа виновника, если он сознается, а также здравомыслие тех, кто поделится с нами информацией. Аудиториум умеет благодарить, и вы еще не раз в этом убедитесь.
Договорив, девушка с глазами лани положила указку на стол и, махнув рукой охране, вышла. Вслед за ней класс покинули и двое боевиков, которых сюда приставили явно для острастки. Не станет сейчас Аудиториум совершать глупости. Слишком много внимания приковано к тому, что здесь происходит.
А вот кто оказался идиотом и применил стимулятор, выяснить было бы весьма интересно и полезно. Как минимум потому, что за такой идиотизм нужно расплачиваться.
Парни тут же принялись перешептываться и то и дело косились на меня. Ну конечно, кто ж еще, как не Соколов с перечеркнутым гербом, мог быть кандидатом на
– Соколов, а это точно не ты? – спросила блондинка, обернувшись ко мне. – Слишком уж внезапно ты появился на пороге Аудиториума… О тебе разные слухи ходят.
– Например? – угрюмо отозвался я.
– Все никак не могут взять в толк, откуда у потомка рода без Осколка взялась сила? Может твой отец продал те ваши земли, как раз чтобы обеспечить тебя винамием? Как раз хватило бы на пару доз…
– Я смотрю, вы отлично осведомлены о делах моей семьи, Анна Евдокимовна.
Девушка театрально вздохнула.
– Конечно, голубчик. Ведь мой отец курирует земельные вопросы в губернии.
Ага. Значит, Гордеева. Ее отец и правда ведал земельными реестрами в городской Думе. А род у нее знатный и весьма-весьма обеспеченный.
– Так что? – не отставала от меня Гордеева. – Может сознаешься? Тебе все равно не место среди таких, как мы.
О, идеальная пара для Денисова сыскалась. Эх, натерплюсь я еще горя из-за своего герба…
– Среди столь безвкусно одетых истеричек? – внезапно заступилась за меня Ирэн. – Думаю, Михаил Николаевич мало потеряет от отсутствия твоего общества. Аннушка, говори на два тона тише, пожалуйста. У тебя ужасно визгливый голос.
Гордеева задыхалась от возмущения, а Ирэн как ни в чем не бывало снова приложилась виском к парте.
«Ты бы не портила отношения со сверстниками», - посоветовал я.
«Плевать. Уже – плевать».
«Не понял?»
Ирэн не ответила. Я увидел, как она закрыла глаза, а ее лицо исказилось гримасой боли. Видимо, опять спазм накатил.
«Ты точно в порядке?»
«Нет. Но буду. Тошнит ужасно».
Я снова уставился на троицу ребят, о которых толком ничего не знал. Каждый из них мог оказаться виновником.
Теоретически, я мог попробовать влезть кому-нибудь из них в голову и поискать воспоминания о применении стимуляторов. И наверняка у меня бы это даже получилось довольно мягко благодаря способности сплетать ментальный и целебный потоки силы. Но это было рискованно: все же работа с памятью была запрещена абитуриентам, по крайней мере в стенах Полигона.
Но даже если бы у меня это получилось, передо мной стояла моральная дилемма.
С одной стороны, сдав истинного виновника, я бы избавил от кучи неудобств ребят, которые играли честно, завоевали победу своими силами и не заслужили коллективного наказания.
С другой – все это стало бы стукачеством. Хотя с чего бы мне о них беспокоиться? Если я вытащу нас с Иркой отсюда, какая разница, как?
– Значит, никто не собирается сознаваться? – Корсаков встал, обвел всех нас внимательным взглядом. – Уходим на дальнейшие разбирательства?
– Мне бы этого не хотелось, – честно признался я.
– Мне бы тоже, – согласился приятель Корсакова.
Гордеева продолжала метать на нас с Ирэн полные ненависти взгляды.
– Анна Евдокимовна, вам есть что сказать? – спросил я.