В капкане у зверя

Моран Маша

Артур оттолкнул Стаса от Марины и раздраженно рявкнул:

— Я не пил!

— Тише-тише… — Андрей успел встать между ними, мешая разгорающейся драке. Кулаки Стаса уже были наготове.

Давид ощутил себя воспитателем в детском саду. Как же он устал… Невозможно сильно устал. Если придется еще растаскивать эти ясли по углам, то он точно покалечит их всех. Просто, чтобы выместить накопившуюся злость. Гневно рыкнув, Давид впился во всех троих взглядом. К счастью, в отличие от Нейшиной, на них его взгляд подействовал. Нехотя Стас опустил руки и отступил в сторону. Андрей тоже шагнул назад. Артур хмуро передернул плечами. Он, молча, снял пиджак и начал готовиться к операции. Давид все еще сомневался, но другого выбора не было:

— Отвечаешь за нее головой.

Артур ничего не сказал. Андрей кивнул Давиду и, бросив: «Я к клену», вышел. Давид тоже направился к дверям, махнув рукой Стасу. Тот нехотя последовал за ним, сузившимися глазами наблюдая за Артуром. Они вышли из амбулатории. Дождь, кажется, набирал силу, гулко стуча по крыше и едва вырвавшимся из почек листьям. Темно-серый сумрак не желал рассеиваться. С разбегу

по небу прокатился гром. Ливень продлится еще долго — такие никогда не заканчиваются быстро. И день, скорее всего, будет похож на унылый блеклый рассвет. Ни солнца, ни чистого неба. Только тучи и сизая дымка водяных брызг. Волчья часть души радовалась красоте влажного леса, шуму дождя и надсадному треску веток. Зверю хотелось скрыться в уединении логова, улечься на настил из прошлогодних листьев и мягкого мха и прижимать к себе ту, которая никогда не предаст. Ту, которая всегда будет верна. Для которой не будут иметь значения его сила и власть. Которая будет любить лишь за то, что он существует на свете. Наверное только сейчас Давид отчетливо осознал свое одиночество. Он был окружен огромным количеством людей. Он был вожаком стаи! И все равно оставался один. От него ждали указаний и решений. Словно подтверждая его мысли, Стас спросил:

— Я останусь здесь?

Давид задумчиво смотрел на то, как пузырится вода в лужах. Да, дождь будет долгим.

— Нет.

Стас напрягся. Давид ощущал исходящее от него сопротивление.

— А что если Артур сделает что-то не так?

— Ты сможешь исправить его ошибку? — Давид даже не пытался спрятать сарказм.

— Его не было на рабочем месте, когда он оказался нужен.

— Это моя вина. — Давид и сам не знал, что заставило его сделать это признание.

Но внутреннее чутье подсказывало: Артур пропадал из-за утренней стычки. Игнорируя любопытство в глазах Стаса, он с горечью проговорил:

— Совсем недавно вы все боготворили нового врача.

Стас отвернулся.

— Так что мне все-таки делать?

Давид на минуту задумался. Дождь в очередной раз спутал все планы. Даже лучшие из них не смогут взять след.

— Сейчас тебе нужно отдохнуть и хорошо выспаться.

— Но…

— Не перебивай! Наши возможности не безграничны. Слабый и сонный ты не сможешь найти эту мразь. Дождь уже давно смыл все следы и запахи. Если что-то осталось, Андрей обязательно это обнаружит. Мы присоединимся к нему позже. Это не обсуждается. Отправляйся на охранный пункт. Он ближе, чем заимка. Поспишь там.

Глаза Стаса недовольно сверкнули. Давид тяжело вздохнул и добавил:

— Никакой самодеятельности.

Стас попытался воспротивиться:

— Мы должны найти эту тварь!

Давид снова вздохнул:

— С того момента, как ты принес Марину, прошло несколько часов. А мы даже не знаем, сколько времени она пролежала у клена. Времени, чтобы убраться отсюда подальше, у него или нее было предостаточно. Уставший и сонный ты не поможешь Марине. Андрей и Вадим поспали хоть несколько часов. А сколько спал ты?

Стас бросил на него очередной угрюмый взгляд. Давид шагнул под холодный дождевой поток, давая понять, что разговор окончен.

— Ты вроде не маленький, чтобы я объяснял тебе очевидные вещи. И учти, я позвоню Косте и предупрежу, что ты должен прийти.

Стас недовольно заворчал, но больше не сказал ничего.

Давид обернулся:

— Почему ты до сих пор здесь? Не заставляй меня быть нянькой и следить за каждым твоим шагом.

— А ты куда пойдешь? — Стас тоже вышел под дождь.

Теперь их голоса звучали глухо и едва слышно. Давид моментально промок до нитки. Любопытство Стаса всколыхнуло прежнее раздражение.

— С каких пор ты меня контролируешь?

Стас пожал плечами:

— Но ты же указываешь мне, что делать.

Давид в очередной раз приподнял бровь:

— Если ты чем-то недоволен, то прямо сейчас можешь бросить мне вызов. Что делать, тебе известно.

Стас недовольно поморщился:

— Только не начинай… Ладно схожу я к твоему Косте, посплю. Как только что-то будет известно, сразу звони ему.

Давид кивнул:

— Мы разберемся в этом. Обязательно разберемся.

Стас сжал челюсти:

— Все доверяют тебе. Говори, что делать, а мы его найдем и накажем.

На какой-то миг Давиду стало не по себе. На него не просто надеялись. В его руках были сотни чужих жизней. Подобная ответственность немного пугала. Но он быстро взял себя в руки. Так было всегда. И он со всем справлялся. Просто сейчас один из членов его стаи был на волосок от смерти. И он ничего не мог с этим поделать. Он серьезно посмотрел на Стаса и кивнул:

— Найдем. Я лично вырву ему глотку.

Стас кивнул в ответ и, по-волчьи тряхнув головой, побежал в сторону дороги. Давид остался в одиночестве. Все, что он ощущал — ледяную дождевую воду и вековую усталость. Дойдя до башни-пристройки, он понял, что где-то в глубине души прячется еще одно чувство. Желание. Желание увидеть Анну. При мысли о ней волк радостно заявлял хвостом. За день он успел оскорбить ее, обидеть и поцеловать. Она — удивить его и ударить. То, чего не делала ни одна женщина до нее. Может, поэтому, он теперь думает о ней каждую свободную минуту? Но инстинкт подсказывал, что здесь нечто другое. Гораздо более древнее и опасное. Что может доставить ему кучу проблем и неприятностей. Проиграв очередной раунд битвы с самим собой, Давид обогнул дом. Конечно же, оказалось заперто. Внучка, в отличие от бабки, ревностно охраняла свои владения. Внезапно Давиду это понравилось. Он, как и любой вожак, считал границы вверенной ему территории, едва ли не священными. Любой нарушитель должен быть наказан. И то, что Анна пеклась о доме, вызывало в Давиде уважение. Вот только ее попытки защитить себя и свою собственность, были заранее обречены на провал. Давид усмехнулся и вынул один из кирпичей в основании кладки.

С давних пор обитель Ведающей тайны была открыта всем, кто нуждался в помощи. Прежде всего — вожаку. Давид с детства знал, где запасной ключ. Он вытащил из сырого углубления связку покрытого ржавчиной металла и отворил дверь. Шаг в темный прохладный коридор и кажется, что он перенесся в другую вселенную. Вселенную, где властвовали запахи красок, голубики, извести и цветочного мыла. Давид даже на секунду растерялся, а волк бешено заметался в теле, стремясь вырваться наружу и обнюхать здесь все. Осторожно ступая по деревянным половицам, Давид шел в глубь. Его обострившийся слух уловил тихий плеск воды и звуки музыки. Стараясь двигаться бесшумно, он поднялся на второй этаж. Музыка стала чуть громче. Единственная дверь, которую он обнаружил, была приоткрыта и поскрипывала из-за гуляющего в коридоре сквозняка. Давид придержал ее и заглянул в просторное помещение, которое оказалось ванной. Небольшое квадратное окошко было распахнуто — из-за этого пространство заполнилось шумом дождя. Из лежащего на тумбочке телефона лилась классическая мелодия, которой кто-то пытался придать современное звучание. Ах да, Нейшина еще и искусствовед. Наверняка, считает современные песни «вульгарной пошлостью». А он даже понять не мог, какой инструмент сейчас звучал. Ему что попроще подавай. Да, они действительно из разных миров. Боясь не совладать с собственными эмоциями и телом, Давид медленно повернул голову. Анна лежала в просторной ванне, откинув голову на широкий борт. Ее влажные волосы завивались огненными кольцами и липли к шее. От дыхания грудь приподнималась и опадала в мыльной воде. Самое прекрасное, что он когда-либо видел. Кажется, она спала. Давид осторожно шагнул в ванную, выпустив наружу повадки животного. Волк знал, как подкрасться к добыче незаметно. Сейчас Анна была той самой добычей. Невозможно желанной и недоступной. Но никто, и даже он сам, не запретит себе хотя бы посмотреть на нее. Давид двинулся дальше, не отводя взгляда от Анны. Тонкий слой пены скрывал ее тело, и Давид едва удержался от того, чтобы вытащить Нейшину из воды. Должно быть, она адски устала, если не чувствовала холодного воздуха, мечущегося под потолком. Нежная кожа покрылась мурашками, и Анна тяжело вздохнула. Веки несколько раз вздрогнули. Будто она видела что-то страшное во сне. Или чувствовала его присутствие… Давид оперся о столешницу раковины и скрестил руки на груди — словно это могло помочь удержаться от прикосновения к ней. Одна мелодия сменилась другой. На этот раз заиграло что-то тревожное. Даже современное звучание не смогло притушить обреченность струнной музыки. Волк уловил гнетущее настроение и беспокойно заскулил. Анне потребовалось меньше суток, чтобы пробраться в его голову. Она — отрава, заполнившая его мысли. В ней не было ничего особенного. Он видел и знал многих женщин с белоснежной кожей и рыжими волосами. И плевать, что рыжина появлялась лишь благодаря краске! Зато они были покладистыми, более привлекательными и согласными на все его условия. И дело уж точно не в ее таланте. Наверняка многие способны нарисовать дерево или волка. В ней. Не было. Ничего. Особенного! Давид впился взглядом в лицо Анны. Она хмурилась во сне. Дыхание стало тяжелее. Он хотел видеть ее грудь, сморщенные от холода и воды соски. Хотел к ним прикоснуться! Ему нужно съездить в Питер. Найти там кого-нибудь и вытрахать всю дурь из головы. Кого-нибудь похожего на нее. Он представит на месте безликой шлюхи Анну, спустит пар и сможет, наконец, нормально мыслить. А еще лучший вариант: он заставит ее делать все, что прикажет. Ползать перед ним на коленях и вымаливать разрешения прикоснуться к нему. Он будет безмолвно наблюдать за попытками Анны понравиться ему, услужить, слепо выполнять любой приказ. А он постарается, чтобы они были самыми разнообразными. Чтобы ее щеки краснели от стыда, во рту становилось сухо от желания, а между ног мокро от похоти. Он уже видел, как Анна валяется у него в ногах, беззастенчиво раздвигая бедра, лаская себя, умоляя, чтобы это сделал он… Кровь хлынула в пах, сметая все на своем пути. Дикое возбуждение накрыло с головой. Охренеть! Он представлял ее! Именно ее! Не какую-то незнакомою девку, готовую на все ради денег, а Нейшину, которая спала в его присутствии. Анна снова тревожно вздохнула, и член окаменел. Свободные и удобные брюки теперь стали хуже тисков. Анна вдруг вздрогнула, открыла глаза и сонно прищурилась. Она удивленно огляделась, а когда заметила его, шумно выдохнула и приоткрыла губы. Давид не мог с собой совладать. Он представлял, что она сделала это с единственной целью: заглотить его член на всю глубину, которую сможет и сосать, пока он не кончит ей в рот. Ее запах изменился. Снова виноград. Чертов виноград! Что она испытывала, когда пахла так невероятно? Ее хриплый ото сна голос резанул по жилам:

— Что ты здесь забыл?

Давид пытался прогнать видения, которые больше напоминали лихорадочный бред. Он честно старался. Но видел только, как она встает из ванны, как вода стекает по женственному телу, как…

— Если ты сейчас не выйдешь, я снова ударю тебя чем-нибудь. И на этот раз попаду наверняка.

Он тут же вспомнил ее поступок в старом Крельске. Вспомнил то странное чувство предательства и обиды, которое ощутил, когда понял, что это была она. Эти мысли немного отрезвили. Самую малость. Но этого оказалось достаточно, чтобы он взял себя в руки. Попытался взять. Предпринял попытку, которая с треском провалилась, потому что Анна потянулась за полотенцем. Над водой показалась ее грудь. Небольшая, острая, с круглыми, торчащими сосками. Они были идеальными. Крупными, набухшими, темно-розовыми. Адская пульсация в члене начала причинять боль. Наверное, Анна что-то поняла по его взгляду. Она опустила голову вниз, волосы волной хлынули вперед, закрывая грудь, кончики растеклись змейками по воде. Давид едва сдержал стон. Волк сходил с ума, запертый в клетке человеческого тела. Но и у зверя, и у человека сейчас существовала лишь одна цель: спариться с самкой. Пометить ее. Сделать своей.