В капкане у зверя

Моран Маша

Как он умудряется сводить важные разговоры к сексу?! Но не смотря на это Аня почувствовала дрожь предвкушения во всем теле.

— Несколько секунд назад ты считал меня шлюхой, которая дает всем и каждому.

Он не выглядел смущенным. Пожал плечами, выстукивая на столешнице какой-то ритм:

— Даже если это так, я все равно хочу тебя. Не возьми ты мою ленту, я, возможно, нашел бы похожую на тебя девку, трахнул ее и жил дальше спокойно.

У Ани даже челюсть отвисла от его признания.

— Значит, лента все меняет? Кусок ткани?

Давид

увлеченно рассматривал подставку для ножей, кажется, забыв об Анином присутствии. Его глаза снова пожелтели.

— Лента — это подсказка. Дорога к тому, кто предназначен нам по судьбе, способ безошибочно узнать правильного человека. Мужчины вешают зеленую. Девушки — черную. Обязательно в доме Ведающей тайны. Потому что ее дом — место, где сосредоточены надежды, желания, самые отчаянные мечты. Там каждый получит совет и помощь. Мертвым известны многие секреты, они знают, кто кому предназначен.

Это звучало неправдоподобно и почему-то… правильно. Но Аня не собиралась выслушивать глупые сказки.

— И как же вы узнаете, что кто-то сорвал именно вашу ленту? Они же все практически одинаковые!

Давид усмехнулся:

— По запаху. Мы же волки. Никто и никогда не прикасается к чужой ленте. Только двое — тот, кто вешал и тот, кто снял.

— А если кто-то решит просто развлечься и снимет все ленты? — Настала Анина очередь ухмыляться. — Просто ради шутки.

— Чтоб ты знала: семья для оборотней свята. За семью мы убьем. Лента — дорога к семье. Даже дети не трогают ленты. Любой, кто осквернит ленту, будет проклят.

— Ух ты! Классная система безопасности. Проклятье… — Аня покачала головой. — Ты реально веришь во все это? Или просто пытаешься скормить мне побольше чепухи?

— Зачем ты сняла мою ленту? — Давид буквально пронзил ее золотистым взглядом.

Такого вопроса Аня не ожидала:

— Просто захотелось. И она висела не в бабушкином доме. Ты ее повесил не в доме шаманки.

Давид тяжело вздохнул. Сейчас он вдруг стал похож на того Давида, который утром вспоминал пожар из своего прошлого.

— В том доме тоже когда-то жила шаманка. Ведающая тайны природы.

— Но разве домов может быть несколько?..

— Нет.

— Тогда… Почему?

— Неважно.

— Но почему ты повесил ленту именно там?

— Не хотел, чтобы другие знали, что я тоже хочу семью.

Он так просто признавался в этом.

— По тебе незаметно, что хочешь.

— Для оборотней не существует разводов или измен. Мы привязаны к своим суженым навсегда.

— Даже если их суженые оказываются продажными шлюхами? — Аня не смогла сдержать горькую улыбку.

— Ты — человек.

— И что?

— Люди не способны на верность. Мы же физически не можем изменить. Если связан с суженой, то никого другого уже не хочешь.

— Ты только что говорил, что собирался найти себе кого-нибудь!

— Если мы действительно предназначены друг другу, то ни на кого, кроме тебя, у меня просто не встанет. Но ты не оборотень, и ты вполне можешь мне изменить.

— Между нами ничего нет, чтобы я тебе изменяла!

— Это

предрешено.

— Я тебе даже не нравлюсь, но ты полагаешься на какую-то ленту?!

— Мое мнение не имеет никакого значения. Только с тобой у меня могут быть дети. Со всеми остальными я — импотент. Ты для меня идеальна, потому что предназначена мне.

Это было еще обиднее, чем знать, что он считает ее шлюхой. Он готов смириться с ее присутствием, потому что только она может быть его долбаным инкубатором. И повлияла на его решение лента! Можно ли придумать что-то более абсурдное?

— Знаешь что? Можешь прямо сейчас пойти и проверить… встанет ли у тебя на кого-нибудь еще! — Аня пыталась не показать, насколько сильно ее ранили его слова. — Потому что, может я тебе и подхожу, но вот мне точно «предназначен» кто-то другой! Я видела сон. И раз ты считаешь, что я ваша шаманка, то теперь я точно знаю, что он был правдивым.

Давид выглядел так, словно с трудом держит себя в руках.

— И что же именно было в твоем сне?

— Тот, кто предназначен мне. — Аня вздернула подбородок.

— И кто он? — Его глаза начали опасно сверкать, отражая скудный свет.

— Точно не ты.

— Возможно, это был не вещий сон.

— Не-е-ет. — Аня улыбнулась, хотя внутри все сжималось от страха в каком-то странном предчувствии. — Теперь я уверена, что вещий.

— Тогда ты ошибаешься. Кого ты в нем видела?

— Не тебя. У мужчины из сна не было видно лицо, но я видела его руки. На одной из них был длинный толстый шрам. Кривой. Вот тут. — Она провела пальцем по собственной ладони от запястья до указательного пальца.

Аня поняла, что Давид удивлен. Он поднял брови, а на лице явно читалась растерянность. Наконец и она смогла пошатнуть его непрошибаемую уверенность в собственной правоте.

— У тебя нет на руках ни одного шрама.

— А у кого есть? — Его голос исказился.

— У Стаса был похожий. Но я еще точно не уверена. Так что… Твоя лента ошиблась. Я тебе точно не подхожу. А ты мне — тем более.

— А он тебе подходит?

— Ну, он меня не оскорблял, не обижал и не обзывал. Пытался помочь и поддержать.

— И много раз он тебя поддерживал?

— Тогда, когда потребовалось.

— И ты уверена, что это он? Скажи, а сегодня утром, когда кончала у моего рта, представляла его?

— Ну, мы, шлюхи, иногда так делаем.

Она даже не успела сообразить, что происходит. Вот Давид просто стоит и смотрит на нее. На мгновение веки скрывают золотистый блеск его глаз, а в следующую секунду Аня уже видит в них бурлящее безумие. Плавным смертоносным движением он выхватывает огромный нож из подставки и вонзает в свою ладонь. Он практически отрезает большой палец — каким-то чудом тот держится на клочке кожи. Из распоротой руки вырывается кровавый ручей. Матовая поверхность стойки покрывается бордовыми лужицами. А на лице Давида… У него даже мускул не дрогнул. Только безумие по-прежнему горит в глазах. Он сжимает рукоять ножа, раненую ладонь протягивает ей…