В книге
Шрифт:
– Ты мог бы связаться с ним. А вообще интересно, – Локошту включила кофемашину, – где твой гербарий? Ладно бы гаджет, классификатор (не так уж и важно), но найди мы гербарий, могли бы вернуться в Москву, на Макин. Да в тот же Конди. Плюс измерения; их явно сотни.
– Десятки тысяч.
– Могли бы «поездить», «слетать» на Проксиму. Мне больше нравится, впрочем, Макин – тепло, лагуна, лодка, дом.
– Там называют их бунгало.
– Пускай, бунгало. Всё же лучше, чем здесь сидеть без сигарет и в окружении придурков. Того и жди, нагрянут копы (наручники, и всё такое).
– Особенно «и всё такое». Скорей на Скае (остров Скай, Портри, Шотландия).
– В зелёной тетради?
Эфи открыла тетрадь, и точно – она писала о Скае так, словно бывала там. Описание местности, маяк, заметки из жизни местных, детали быта. Правда, о Тони и его доме (умный дом) не сказано почти ни слова. Приписка только на полях: «12-40-306,Gomes,12/29». Впрочем, неважно – главное номер. Под этим номером в гербарии Эфи хранились сухие ошмётки мха с примечанием: «Скай, 18:02, 29/12/06, Тони нет. Видно, в море уплыл. Решил покататься. Дом закрыт, возвращаюсь. Замёрзла, устала».
Бытует мнение, что дневник – свидетельство расшатанной психики. Может, и так. И всё же записи Локошту им помогли. Лучше быть психом, как выяснилось, чем вечно носиться с миной нормальности, будучи снобом в тиши конформизма. Из мха получилась отличная смесь, и ближе к полудню друзья уже прибыли к Тони на Скай, вернувшись в прошлое и обнаружив среди книг (бумажных изданий) Гомеса его дневник, коды программ и каталог параллельных реальностей. Каталог насчитывал около тридцати тысяч измерений, исследованных Тони в период с 2029-го по 2036-й годы, примерно тысяча из которых была доступна для посещения посредством собранных там растений (они собственно и составляли его уникальную коллекцию).
В отличие от гербария Эфи, где в основном содержались растения западной Европы середины десятых – двадцатых годов, коллекция растений Гомеса имела более обширную географию (от Южного полюса до РФ, Океании и восточного побережья США, плюс растения с обитаемых планет ближайших галактик, таких, как Проксима, к примеру) и распространялась вплоть до 2036 года. Правда, и акцент там был несколько иной. Достаточно было взглянуть на содержание его каталога, становилось понятно: русский отшельник сосредоточился, прежде всего, на территориях, ассоциированных с Россией (её анклавы, оккупированные земли и немногочисленные друзья РФ типа Ирана, КНДР, Венесуэлы или Сербии). Гербарий Тони носил, так сказать, политический окрас – уж очень интересно было взглянуть на параллельные измерения стран-изгоев. Весьма болезненный интерес, заметим, имея в виду, с каким упорством он в прежней жизни искал приличную реальность для своей родины, не теряя надежды, и всё же утратив её, не смотря на ворох, образно говоря, вывезенного мусора, и покончив с собой, утопившись.
«Верный способ добраться» – припомнил Тони увиденную как-то надпись в московской электричке. Объединив их гербарии, Локошту и Гомес действительно могли бы добраться, куда уж точно их не доставил бы электропоезд с логотипом собаки («Российский экспресс», надо думать; «РЭКС»).
Скай, между тем, был частью прошлого. Прошлого Тони, прежде всего. С момента, как он оказался в сотом году, Гомес впервые ощутил
– Зелёные кеды, – промолвил Тони, задумавшись, и поведал Локошту, как влюбился тогда в Эдинбурге, а любовь его, надо же, оказалась не только блядью, но и русской.
– А кеды при чём?
– Так, старый текст о невозможности влюбиться – а очень хотелось бы – в русскую после начала войны с Украиной (зелёные кеды тут символ улёта от эндорфинов). Откуда мне знать, вдруг она колорадка? Исходя из социологии, скорей всего так и есть. Думать о русской – это как думать о путинском электорате (хвастуны и неучи). Её образ стал воинственным, она нетерпима, вульгарна и перестала стесняться, усвоив главный позыв тогдашней РФ: не нравится – вали. С русской проблемы, короче. Надо валить, но там и влюбляться нет смысла, а зелёные кеды продаются в любом киоске.
– И всё же влюбился?
– Эффект заграницы, наверно, не знаю.
– Не знаешь, и ладно.
Они прошлись к морю. Закатное солнце, казалось, качалось от сильного ветра. Да всё тут качалось. Качался катер, брошенный кем-то. Собака какая-то тоже качалась метрах в пятидесяти, маяк. Пристань у дома. Качались волны. Деревья качались, Тони с Локошту. Качалась антенна. Мир, словно ожил.
VI. Оживление
Итак, 30 августа 2015 года «Тони с приветом» потерял сознание, «заглянув в бездну», так сказать, осматривая выставку картин своего двойника из две тысячи сотого в галерее Берарду. Обморок, правда, длился недолго – персонал тут же вызвал скорую помощь. Помощь, однако, не потребовалась – к приезду медиков Антонио «ожил» и, выйдя прочь из галереи, вернулся в Конди.
О чём он думал? Думал, что болен, надо лечиться, болезнь запущена, но также казалось, что помимо болезни буквально в шаге от реальности есть другой мир. Виртуальный технически, но вполне ощутимый, как будто с будущим у него связь. Простая догадка, однако ж, кто знает – цифровая действительность грядущего времени едва ли исследована. Его двойник может быть как иллюзией (в голове сумасшедшего множество глюков), так и образом с сервера где-нибудь в Калифорнии, «достучавшимся» (мало ли) до больного сознания шизофреника Гомеса из Конди в пятнадцатом.
Пережив такой стресс и задавшись вопросами (весьма фантастическими, надо признать), Гомес, однако, не впал в удручённость, и даже напротив, заметно воспрял.
«Связаться с Джонни, – пометил он в графе заметок к роману о Тони из две тысячи сотого. – Связаться также с Генри Осликом (Генри полезен и как учёный, и как нормальный диссидент, коих не много; плюс тема связи персонажа и его автора в цифровом приложении)». И всё же книга давалась с трудом. Все эти обмороки, болезнь, догадки. Письмо – как майнинг криптовалюты (валюты будущего): заебёшься платить «Мосэнерго». Цена романа известна лишь автору. Издателю похуй – тому бы нажиться. «О, мы так рады издать вашу книгу!», – писали из Питера о «Вывозе мусора». Ещё бы не рады – 20 тысяч халявы, издавай, сколько хочешь (придурков хватает). Бизнес, как бизнес, короче – кладбище. Кладбище лузеров – ни дать, ни взять.