В кольце врагов
Шрифт:
Сталь с хрустом схлестнулась — и добрая треть меча яса полетела в сторону. Я едва-едва сумел задержать свой удар у плеча парня, чьи глаза наполнились ужасом уже после того, как я остановил движение.
Гул в зале усилился, в нем теперь различимы лишь удивление и восторг. Повернувшись к царю, я встал на колено и поднял клинок перед собой на вытянутых руках.
— Искусство ковки мечей из «небесного металла» известна лишь на севере Руси — и это не ложь! Позволь же, музтазхир, преподнести его как залог нашей дружбы…
Дургулель жестом прервал толмача, повторяющего за мной, и произнес короткое предложение — он еще не закончил говорить, как вперед вышел воин, до того стоящий
И только сейчас до меня дошел смысл сказанного толмачом:
— Музтазхир говорит, что твой меч хорош, но не лучше его собственного меча. Пусть его носитель и первый телохранитель Сарас испытает царский клинок, а ты испытаешь свой. И уже тогда музтазхир решит, брать ли от тебя подарок или нет.
— Но я же…
Мои слова прервал шелест извлекаемого из ножен меча, а мой взгляд уткнулся в его темную, дымчато-волнистую сталь.
Черный булат!
В горле мгновенно пересохло: я вспомнил все, что слышал о харалуге и черном булате.
Если коротко, новгородские мастера ковали харалуг с добавлением «небесного», то есть метеоритного металла — к слову, первого, из которого человечество научилось хоть что-то изготовлять (он ведь встречался на поверхности). Если обычное оружие ковалось из «болотной», сырцовой руды и, кстати, само по себе являлось не таким уж и плохим, то метеоритное железо добавляло клинкам легирующие свойства. Воспроизведенные в конце двадцатого века клинки обладали твердостью 67–68 единиц по Роквеллу, при этом сохраняли высокую динамическую вязкость! То есть очень твердые клинки не были очень хрупкими — обычно эти свойства взаимно исключают друг друга. И да, харалуг действительно резал простую кованую сталь норманнских или франкских мечей, чья твердость достигала лишь 55–57 единиц.
Что же касается знаменитого булата, который иногда отождествляют с дамасской сталью, то на деле его можно условно разбить на два типа. Серый булат — он изготовляется путем продолжительной перековки полос вязкого железа и твердо-хрупкой высокоуглеродистой стали. И черный булат.
Серый булат не обладает выдающимися прочностными характеристиками, легко подвергается коррозии, и далеко не всегда клинки из него тверже обычных стальных. Но вот черный… Многие мифы о нереальных возможностях дамасской стали перестают быть мифами, когда речь заходит именно о черном булате, ковавшемся чаще всего в Индии, — кара-табан или эски-хинди. И что самое главное, рецепт его изготовления остался тайной. Твердость этой стали по Роквеллу мне неизвестна!
С бешено стучащим сердцем я встаю и делаю шаг навстречу улыбающемуся, уверенном в себе воину. Однако Сарас не спешит: легко вскинув меч, свободной рукой царский телохранитель поманил к себе двух замерших в стороне слуг. Те устремились к нему — один несет бархатную подушечку с покоящимся на ней газовым платком, второй держит в руках цельнометаллическую булаву с массивной стальной рукоятью. Похоже, мне воочию придется убедиться в правдивости мифических слухов о черном булате…
С улыбкой Сарас небрежно подкинул в воздух газовый платок. Все голоса в зале стихли — аланы неотрывно следят за плавным полетом воздушной ткани, медленно спускающейся вниз. Вот она коснулась лезвия склоненного клинка, чье острие направлено вниз, вот соскользнула дальше, миновав плоскость меча так, будто оно невещественно… И лишь у самой земли ткань разделилась надвое под оглушительный рев собравшихся.
Действительно, красивый фокус. Но, по-моему, это не самая
Словно вторя моим мыслям, телохранитель музтазхира кивнул второму слуге, поставившему булаву шипастым навершием на пол — оно удержало оружие в вертикальном положении. Сарас перестал улыбаться и высоко поднял меч над головой. Мгновение он промедлил, настраиваясь на удар… И стремительно рубанул под углом к стальной рукояти, срезав ее с мелодичным звоном меча и вторящим ему хрустом железа! Правда, булава все же упала, но это уже мелочи — мой взгляд уткнулся на чисто срубленный стальной штырь, длина среза которого составляла не меньше четырех сантиметров.
Кажется, мое сердце ухнуло в пятки…
— Теперь испытай свой клинок.
Толмач перевел слова Дургулеля, и я шагнул вперед, терзаемый недобрым предчувствием. Все же мне хватило выдержки улыбнуться и вновь задержать меч, картинно вскинув его прямо перед собой. Ехидно скривив губы, Сарас в точности повторил мой жест — я будто в зеркало посмотрел.
А после мы оба рубанули навстречу ударам друг друга.
Высокий, чистый звон раздался при сшибке. На секунду я замер, представляя, как отлетает срезанная часть моего клинка и как сталь вражеского устремляется к моей незащищенной плоти. Но замешательство прошло — а я остался стоять с целым мечом в руке, поймав удивленный взгляд царского телохранителя. Правда, уцелел и черный булат, и спустя секунду Сарас злобно оскалился, со всей силы нажав на рукоять своего клинка, пытаясь надавить на меня весом тела и заставить отступить назад.
Не тут-то было! Уперевшись в ответ, я едва не лег на меч, стремясь отодвинуть противника. Несколько секунд, напрягшись изо всех сил, мы теснили друг друга под удивленные и восхищенные крики ясских воинов. Но не взяла ни одна сторона — понимая это, я уже был готов рвануть рукоять вверх, одновременно ударив оппонента плечом в грудь, но тут раздался властный голос Дургулеля, и толмач мгновенно перевел его приказ:
— Остановитесь!
Расцепив оружие, мы с Сарасом синхронно сделали шаг назад. Телохранитель музтазхира первым делом провел ладонью по режущей кромке своего меча, с удовольствием убедившись, что она абсолютна цела и не имеет даже зазубрины! С довольной улыбкой он вскинул клинок, демонстрируя его собравшимся, после чего мы одновременно обратили взгляды уже на мой меч.
В груди будто пустота образовалась: в месте столкновения на харалуге осталась четкая, глубокая — не менее половины сантиметра — зарубка. Я проиграл…
Убедившись, что его меч лучше, Дургулель с едва заметной улыбкой — я впервые вижу ее! — негромко заговорил. Толмач почтительно переводил:
— Меч из «небесного железа» весьма крепок, он лучше многих мечей. Но он слабее царского клинка, выкованного на далеком Востоке, и потому твое оружие не может быть принято в дар.
На плечи словно бетонная плита навалилась — опустив их, я низко поклонился, ощущая все сильнее расползающуюся внутри пустоту. Переводчик продолжил:
— Но музтазхиру нравится твоя доблесть, воевода. Дургулель Великий приглашает тебя на пир этим вечером!
Вот это да! Подняв голову, я с растущим в душе ликованием посмотрел на царя аланов — и вновь разглядел след блеклой улыбки в уголках его губ.
Кажется, это добрый знак!
Говорят, что человек, побывавший на войне хотя бы раз, побывал на всех войнах. В чем-то это утверждение справедливо — по крайней мере, если речь заходит о страхе, несправедливости, грязи, боли, голоде и тоске. Но, находясь на пиру Дургулеля, я начинаю подумывать о том, что человек, побывавший на одном средневековом пиру, побывал на всех пирах этой эпохи.