В краю Сорни-най
Шрифт:
— Крылатые люди приехали, — сказала тихо мама. — Русские. Слушай, как они говорят. Учись. И ты будешь крылатым.
Мне очень захотелось говорить на языке крылатых.
Сегодня я лечу на вертолете. Такой машины тогда еще не было. Вертолет придумали позже.
По желтой песчаной косе родной реки бежит мальчик. Бисер брызг искрится из-под босых его ног. Летят вспугнутые утки. Он тянет к небу руки. О чем мечтает этот мальчик? Кем он хочет стать? О каких крыльях грезит?..
Конечно, вертолет его уже не удивляет. Эта железная птица летает над его деревней и зимой и летом. Впрочем,
Разве только гигант-вертолет «МИ-6», который возит трубы для строящегося газопровода, на мгновение привлечет любопытное детское внимание: ведь как-никак поднять трубу или целый вагон — дело не простое! И все же это не чудо, а обыкновенная жизнь. Ведь газопровод строят не где-нибудь, а рядом, недалеко от его деревни. И по этой трубе и на промышленный Урал, и в Центр пойдет обыкновенный газ, которым богаты недра Севера. Об этом каждый мальчик знает.
Все просто и обыкновенно. Школа-интернат в каждом поселке, радио в каждом доме, а телевидение смотрят восемьдесят процентов населения Ханты-Мансийского национального округа.
С высоты птичьего полета смотрю на родную землю. Внизу зеленая тайга, речки, озера, пойма Сосьвы и Оби. Веселой рыбкой плеснет сердце: внизу старая мансийская деревня. Сюда не раз приезжал на летние каникулы. Здесь мой отец работал председателем колхоза. Забыть ли мне этот теплый песчаный берег, смолистый запах кедров и серебряную гладь воды? Выйдешь, бывало, утром, налево взглянешь: вода блестит — там озеро; направо взглянешь: опять вода — там Сосьва. На узкой песчаной косе выстроились дома. И кедры стоят. А шишки на кедрах с кулак. На берегу рыбаки тянут невода — в них нежная сосьвинская селедка…
Вглядываюсь в лица моих попутчиков. Знакомлюсь. Учительница, врач, рабочие и служащие газопромыслового управления. Люди разных национальностей. Летим на одном вертолете — будто дружной семьей плывем в одной лодке.
Рядом со мной сидит Николай Спиридонович Кушнарев — начальник Игримского газопромыслового управления. Николай Спиридонович родился на Украине, приехал на Север из Краснодарского края. И ему, южанину, по душе пришлись эти плесы, где плещется рыба, эти песчаные косы, темные от бесчисленных стай уток и гусей.
Не скрою: когда летел сюда, беспокойно было у меня на душе. Не отразится ли пагубно на природе развитие газовой и нефтяной промышленности? Не преувеличивает ли человек собственную силу и могущество? Не нарушит ли гармонию в природе, не обездолит ли своих потомков?
Смотрю на Николая Спиридоновича, вглядываюсь в его добрые и внимательные глаза, и на душе становится спокойнее. Николая Спиридоновича знаю не первый год. Я видел Кушнарева, когда он летел на Север в первый раз. Тогда он многому удивлялся, задавал мне вопросы. Сейчас роли переменились. Удивляюсь теперь я.
И вот узнаю, что открыты и разведаны новые богатые месторождения нефти и газа. Две трети из разведанного в СССР голубого огня находятся на Тюменском Севере.
Открытие Березовского газоносного района сыграло большую роль в обеспечении дешевым топливом Урала. Промышленную
— А все началось с Березова!
Я слушал Николая Спиридоновича. Вспоминал, думал. Я тоже в своем роде свидетель открытия века, очевидец пробуждения Тюменского Севера.
Ведь в ту сентябрьскую пасмурную ночь, когда в Березове заговорил газовый фонтан, я был там. Учился в школе. В десятом классе.
Мы, интернатские ребята, во всяком случае десятиклассники, еще не спали, разговаривали. Кто-то станет охотником, и, разумеется, князь наших лесов — медведь — сложит перед его выстрелом быстрые свои лапы. Другой пойдет в бригаду рыбаков. Он уже не раз помогал отцу выволакивать сеть с мясистым муксуном. Бывало, летом поймаешь метрового осетра, веревку ему на жабры — и в воду. Садишься в обласок — легкую лодочку из осины, — и грести тебе не надо. Осетр не хуже мотора. Однако настоящим мотористом быть лучше! Заманчиво и обучать детей в школе. Хорошо бы обернуться врачом-колдуном…
В ту сентябрьскую ночь внезапно вздрогнула земля. Взревела, загрохотала. О, что тут стало! Страшным показалось нам небо. Полуголые, кто в чем выскочили мы из интерната.
— Бомба! Бомба! Бомба!
Это слово отлично знали.
— Неужели новый Гитлер?!
И это злодейское имя нам было известно.
— Конец света!
Ну, а это слова стариков.
Мы побежали туда, откуда несся рев, но нас остановил немолодой уже человек:
— Не ходи, пинзан пидэ!
И мы повернули обратно.
На улицу высыпало уже все население деревянного Березова.
Страх гонит не только нас, ребятишек. От дьявольского грохота бегут взрослые с детьми, с мешками, с веслами.
— За Сосьву! За реку!
— Земля перевертывается!
Сколько же в людях живет еще страхов!
Молодая учительница догнала нас и приказала тотчас возвращаться назад. Голос ее был едва слышен в грохоте, но он вразумил детвору.
На другой день мы, конечно же, вместо школы побежали к ревущей скважине. Верхушки кедров и сосен, стоявших рядом с буровой, почернели и будто съежились. Огромными наломанными макаронами валялись трубы. Сверху лил горячий дождь с песком. На подступах к скважине беспокойно перебегали люди, приближались к ней, отскакивали и снова приближались. Усмирить разбушевавшуюся скважину было делом нелегким.
Окна домов в поселке стали белыми, будто просоленными. Пахло мертвым духом — газом…
В Тюмень тогда полетела такая телеграмма:
«21 сентября 1953 года в 21 час 30 минут на скважине № Р-1 Березовской буровой партии в момент подъема инструмента после разбуривания цементных пробок произошел внезапный газо-водяной выброс… Высота струи фонтана достигает 45—50 метров…»
Так было открыто первое в Западной Сибири газовое месторождение.
За нашей каменной школой, на краю поселка, там, где вчера железной лестницей в небо стояла буровая вышка, теперь полыхает огонь. Грозный огонь, которому суждено было встряхнуть край, обновить его.