В круге света
Шрифт:
– Видите ли, это был очень сложный эксперимент... – Он вдруг замолчал.
Констанс повернулась к нему.
– Сложный эксперимент? – медленно переспросила она. – Но ведь речь шла просто о гипнотическом внушении!
– Это и было гипнотическим внушением, – Робер шарил по карманам, ища спички. – Только не простыл... Ну, вы же знаете, с Клодом ничто не просто.
– Да. Так что же все-таки? – Констанс глядела ему прямо в глаза.
– Я не мог просто внушить ему, чтоб он забыл. Или переменил мнение. Это была его idee fixe,
– Пожалуйста, продолжайте, – без выражения сказала Констанс.
– Ну, если Светлый Круг окажется реальностью... в условиях... в условиях третьей мировой войны. Если все кругом погибнут, а останемся лишь мы, которых он держит своей любовью. И все будет зависеть от его любви и нашего взаимопонимания.
Констанс долго молчала, опустив голову.
– Я не понимаю, как это было возможно, – наконец сказала она.
– Ну, я все заранее продумал и подготовил... Гипноз... И потому у нас с ним ведь существовала прочная телепатическая связь, так что я мог в известной степени контролировать опыт... Ему я обещал продемонстрировать опыты с электродами... Это я тоже делал для перебивки, вызывал различные воспоминания...
– Значит, Клод все это время был уверен, что началась война? – ровный голос Констанс слегка дрогнул, она откашлялась. – Но ведь война была его постоянным кошмаром, из страха перед войной он и придумал всю свою теорию! Теперь я понимаю... Боже, Робер, вы не должны были этого делать! Это может его убить!
– Я... нет, я в самом деле не подозревал, что он до такой степени болен страхом перед войной. У него все сводилось к мыслям о войне и к воспоминаниям о лагере.
– Вы-то знаете, что он пережил...
– Но я был вместе с ним, и Марсель, и многие другие, и мы в общем-то довольно редко об этом думаем.
– Он никогда не забывал. Не мог забыть.
– Теперь я вижу... Констанс, он, кажется, просыпается!
Дыхание Клода стало неровным, он пошевельнулся и простонал. Робер и Констанс молча стояли у дивана и ждали. Клод открыл глаза и сейчас же, вскрикнув, зажмурился.
– Клод, милый, что с тобой? – тихо спросила Констанс.
– Ты не ушла... и напрасно, – пробормотал Клод, не открывая глаз; лицо его было искажено судорогой глубокого страдания.
– У тебя глаза болят? Попробуй открыть глаза, Клод, пожалуйста, попробуй.
Клод осторожно приоткрыл глаза и сразу же, щурясь, сел на диване. Вид у него был растерянный.
– Подождите... Значит, это все-таки была нейтронная бомба?
Робер прикусил губу.
– Послушай, Клод, мы должны тебе объяснить... – начал он.
Клод внезапно встал и, нетвердо ступая, подошел к окну. В Люксембургском саду серели прозрачные летние сумерки. На аллее играли дети, их звонкий смех, приглушенный шелестом листвы
– Что со мной было? – еле слышно проговорил он, не открывая глаз. – Я... я болен?
– Нет... Ты помнишь, что мы с тобой уговорились встретиться сегодня утром?
– Сегодня утром? – ошеломленно переспросил Клод. – Нет...
– Ну, так вот, сегодня утром, в десять часов, ты приехал ко мне, – хмурясь, сказал Робер. – Твоя машина стоит и сейчас за углом, на улице Бонапарта. Ты поднялся ко мне и все это время провел в моей лаборатории. Сейчас девять часов вечера. Последний час ты проспал. Опыт продолжался около десяти часов. Констанс почувствовала, что тебе плохо, и приехала.
– Какой опыт? – очень тихо спросил Клод.
Робер сделал жест отчаяния.
– Констанс, я больше не могу! Объясните ему, бога ради!
Констанс взяла Клода за руку.
– Только не волнуйся, теперь все уже позади. И не сердись на Робера, он сам жалеет, что все так получилось...
Клод вскочил. На лбу у него заблестели крупные капли пота.
– Значит, опыт? – задыхаясь, спросил он. – Гипноз? И электроды на височных долях? Только и всего?
– Клод, ты должен понять... – начал Робер.
Клод провел рукой по мокрому лбу.
– Опыт... – прошептал он. – Опыт... Я всегда восхищался твоим умом, Робер! До такого эсэсовцам, конечно, не додуматься! Правда, эсэсовцы меня не знали так хорошо, как ты... Тебе легче было добраться до самой глубины... и все уничтожить... все... до конца...
– Я не хотел, Клод... – пробормотал Робер. – Но я должен был тебе это сказать. Я хотел, чтоб ты понял...
– И ты это сделал! Талантливо сделал! Я все понял, не беспокойся. Прекрасный урок с наглядными пособиями.
Он нагнулся, ища туфли. Робер и Констанс встревоженно переглянулись.
– Что ты хочешь делать, Клод? – спросила Констанс.
Клод завязал шнурки туфель, встал, надел пиджак, висевший на спинке стула. Он был по-прежнему очень бледен и не поднимал глаз.
– Я поеду домой, – глухо проговорил он. – Сюда, в город. Мне нужно побыть одному и подумать.
– Я с тобой, – сказала Констанс.
– Нет! – Клод покачал головой. – Я должен быть один. Даже без тебя. Не сердись, иначе я не могу.
Констанс посмотрела на Робера, но тот стоял, опустив голову, и словно разглядывал что-то у себя под ногами. Тогда она слегка вздохнула и сказала:
– Как хочешь, Клод.
– Ты знала об этом? – вдруг спросил Клод.
Констанс заколебалась.
– Знала... то есть не обо всем... так, в общих чертах, – с трудом выговорила она. – Мы хотели...
– Я понял, чего вы хотели, – без выражения произнес Клод. – Спасибо. Ты правдива, как всегда. Как почти всегда, впрочем. Теперь я знаю все, что мне нужно.