В куриной шкуре
Шрифт:
Потом Кора снова села на яйца и стала размышлять, связан ли спонтанный запуск метеоракеты с присутствием там администратора Грегга. Но знал ли он о том, куда направилась Кора?
– Скажи, Орсекки, – спросила она ассистента, – пока меня не было, никто меня не спрашивал?
– Только администратор Грегг Мертвая Голова, – ответил ассистент. – Я ему сказал, что ты поехала на болото.
– Спасибо, – сказала Кора и задремала.
Ассистент на цыпочках вышел из палаты.
На
Так что весь день Кора просидела на яйцах. Впрочем, в этом были свои преимущества. Хотя бы польза яйцам: им всегда лучше быть под матерью. Во-вторых, на яйцах, как оказалось, очень удобно думать. Главное – привыкнуть.
Кора хотела поглядеть на фотографию профессора, которую нашла в его доме, но фотография куда-то запропастилась. Так она и не смогла для себя уточнить, какой была расцветка ее покойного мужа.
После обеда пришел Орсекки, который, оказывается, с утра успел поработать на раскопках и отыскал там древние куриные лыжи. Это же надо придумать – курицы на лыжах, словно в цирке! Орсекки прослышал в городе о вчерашнем покушении на Кору и был возмущен.
Он ни секунды не сомневался, что ракета полетела не по своей воле – ее направил злобный Грегг. Кора оставляла за собой право сомневаться. Она не верила в романтических злодеев. Для Грегга важнее всего было удержаться на достойном месте и сделать карьеру. Покушаясь на инспектора ИнтерГпола, он рисковал карьерой в немыслимом масштабе.
Чтобы отвлечь Орсекки от тревожных мыслей, Кора спросила его, летают ли курицы и бывают ли среди них летуны.
– Разумеется, бывают. У нас даже есть клубы летунов. И соревнования по дальности полета. Но все это лишь в школе. Взрослым летать не рекомендуется. Представь себе: солидный господин – и вдруг летает!
Кора наклонила голову, будто бы соглашаясь с возмущением ассистента.
– Летающий господин опасен для нравственности. Он может заглянуть через любой забор, в любое окно – как ты укроешься от любопытного глаза и последующего за ним шантажа? А впрочем, после окончания университета взрослые ксеры и не могут летать: комплекция не позволяет.
– И тебе никогда не хотелось полетать? Ведь ты птица, а не баран какой-нибудь.
– Нет, – искренне признался молодой петушок. – Никогда меня не тянуло к полетам. Я даже самолет плохо переношу. Как посмотрю вниз, сразу голова кружится.
– А профессор Гальени? Он тоже не выносил полетов?
– Как ни странно, он, несмотря на свой почтенный возраст, говорил мне, что жалеет, что преклонный возраст не позволяет ему летать.
– А вдруг он на самом деле умел, но стеснялся тебя?
– Я бы никому не сказал!
– Но тебе было бы неприятно?
– Конечно,
– Зачем?
– Если я полечу, ты будешь вынуждена лицезреть самое некрасивое место моего тела – живот.
Кора подумала, что живот у ассистента совсем не так уж плох – он покрыт таким нежным пухом, он такой тугой и теплый, что на него приятно приклонить голову.
– Значит, профессор мог бы и полететь?
– Сомневаюсь, – сказал Орсекки. – По крайней мере, я никогда его за этим не заставал.
– Кстати, ты не брал фотографии профессора?
– Зачем мне?
– Может, на память.
– Я его помню и без этого.
– Какого он был цвета?
– Светлый!
Кора прислушалась.
– Сегодня с утра они постукивают, – сообщила она ассистенту.
– Я счастлив за тебя, – сказал ассистент.
– Мои терзания кончатся. Сколько можно изображать наседку!
– Разве ты изображаешь? – В голосе петушка прозвучало недовольство. – Любая другая на твоем месте была бы счастлива! Это же счастье!
– Можно подумать, – сказала Кора, – что ты только и делаешь, что сидишь на яйцах.
– Ты не права. Я же тебя подменял, и не раз.
– Но не носил их в себе!
– Это твой женский долг!
– Я его выполнила.
– Теперь с удовольствием забудешь о детях?
– Разумеется. Я жду не дождусь, когда вернусь в человеческое тело.
– Неужели тебе, после того как ты пожила в теле прекраснейшей из женщин, захочется вернуться в эту нескладную палку, в этот кривой тростник!
Кора почувствовала жалость к этому молодому существу. Ведь на самом деле он так одинок! После смерти супругов Гальени ему кажется, что Кора должна его понимать. А вместо этого она не скрывает своей мечты – бросить его и еще не вылупившихся цыплят. И, как бы угадав ее мысль, Орсекки отчаянно воскликнул:
– Ты подумала о маленьких? Подумала о детях? Каково им без матери?
– Я думаю, что у тебя на планете найдется, кому о них позаботиться.
Орсекки вскочил и отошел к окну. В палате сразу стало тесно.
– Неужели ты думаешь, что кто-нибудь им заменит тебя?
– Ну вот. – Кора развела крыльями. – Оказывается, ради цыплят я вообще должна остаться и без тела, и без родины.
– Ты должна остаться в лучшем теле на свете! – Голос ассистента дрожал.
– Простите, молодой человек! – в запале выкрикнула Кора. – Но не вам судить о достоинствах моего тела.
– А кому же? Кому, простите?
Дрожа крыльями, громко топоча, ассистент кинулся прочь из палаты.
Кора готова была уже догнать его и успокоить, но тут в одном из яиц послышался такой стук, словно пьяный муж вернулся под утро домой и требовал, чтобы его впустили.