В лабиринтах детектива
Шрифт:
Следует сделать и еще одно существенное замечание по поводу классификации произведений. Литературу вообще-то принято делить и по жанровым признакам. К произведениям криминальной тематики это имеет прямое отношение. Но, увы, в жанровом многообразии они смотрятся намного беднее, нежели соседи по книжным полкам.
Практически писатели-детективщики взяли на вооружение один жанр — повесть. А само выражение криминальный (детективный) роман, видимо, по традиции: мы уже писали, что в дореволюционной России так называли почти все произведения о преступлениях. В наше время подлинные романы по изучаемой тематике, пожалуй, можно пересчитать по пальцам: “Один год” Юрия Германа, рожденный из двух повестей — “Лапшин” и “Жмакин”, “Политические хроники” Ю.Семенова состоят в основном из романов, “Суд” В.Ардаматского, “Эра милосердия” бр. Вайнеров…
И
В жанровом определении произведений идет разнобой и неразбериха. И это не может не беспокоить. Большинство произведений на криминальную тему определяется авторами и издательствами как повести. В самом деле, если расследуется одно-единственное преступление, если круг героев четко очерчен и ограничен, как по-другому можно классифицировать книгу?
На наш взгляд существует еще одна проблема отечественного детектива. Практически мы не имеем рассказов по данной тематике. То есть, рассказы есть, но выделение их как жанр, скорее всего — дань объему, а не художественному произведению. Пришлось приложить определенные усилия, чтобы отыскать несколько рассказов, повествующих о розыске. Вот “Происшествие на реке” довольно опытного автора Л.Арестовой. В пятнадцатистраничном рассказе львиная доля объема посвящена неторопливому повествованию о дороге к месту происшествия, беседами “за жизнь” — о вреде пьянства, роли коллектива и т. д. В конце концов оказывается, что гибель матроса Балабана произошла из-за нарушения техники безопасности… Другой рассказ — Б.Левина “Четвертый разъезд” начинается так: “Заря занялась алая, как кумачевое полотнище… “Хорошо”, - подумал Строев и взялся за гантели… И только лишь на шестой странице начинается неторопливое повествование о расследовании уголовного дела. Оперуполномоченный Строев все же сдал экзамен на “хор.” и сказал: “Разве можно еще и учиться, когда расследуешь преступление?”
Хочется посоветовать герою — пусть займется чем-нибудь одним… Особенно, когда вспоминаешь, сколько у нас сегодня старших офицеров милиции в прокуратуре между работой выдают на гора толстейшие тома детективов и какие эти тома по качеству…
Но вернемся к рассказам. Удивляет не только то, что их до обидного мало. Удивляет и то, что есть. Всем известно, что детективный жанр отличается динамичностью, сюжет раскручивается как сжатая пружина. Детективу противопоказана вялость, рыхлость. Это касается и романа и повести. Что же тогда говорить о таком малом жанре, как рассказ? Здесь нельзя не согласиться с литературоведом А.Вулисом, который, говоря о детективе третьего поколения, т. е. о том периоде, который мы пытаемся проанализировать, называет неумение авторов создавать по-настоящему “крутые” (в хорошем смысле слова) произведения “вялостью повествовательной литературы”. В первую очередь это касается авторов, пытающихся писать рассказы. А вообще-то, вспомним лучшие творения, помещаемые А.Хичкоком в свои сборники. Станет ясно, что мы имели в виду. Кажется, что эра добротного рассказа на криминальную тему еще впереди. Дай Бог.
“Воры завсегда хитрее сторожей были”, - говаривал кладбищенский вор в рассказе А.Чехова. Действительно, и в наши дни полки сыщиков ищут (и далеко не всегда находят) взводы воров. Впрочем, это во многом зависит от того как построят свои сюжеты писатели и каковы в их книгах сыщики и воры. И здесь мы уже уходим от литературы в игру. Потому что достаточно часто книжные преступления во многом разнятся от настоящих.
Действительно, из чего складывается произведение? Правильно, из сюжета. Детективные книги, когда не хотят произносить зарубежное слово, называют
Повествование тянется и тянется, а читателя клонит ко сну… Алексей Толстой как-то заметил, что “сюжет — это счастливое открытие, находка…” Видимо, это счастливое открытие и озарило Виктора Смирнова, когда он работал над романом “Тревожный месяц вересень…”. И до того Виктор Смирнов кое-что сделал в литературе. Публиковались его повести “Тринадцатый рейс”, “Ночной мотоциклист”…
В них действовал следователь Чернов, производящий все необходимые для следователя действия и в конце концов обнаруживавший преступников. Все это было достаточно заурядно и повседневно. И лишь “Тревожный месяц вересень” с ярко выписанными героями, с четко продуманной сюжетной линией, в которой, кстати, нашлось место и любви, заставил многих заговорить об авторе. На наш взгляд “Тревожный месяц вересень”, написанный в 1972 году, и по сей день является одним из лучших произведений отечественной остросюжетной прозы. О хороших сюжетных построениях можно говорить, и читая изданные романы Аркадия Адамова, и вещи бр. Вайнеров, и книги недавно ушедшего от нас Николая Леонова. Тем не менее, как сказал 40 лет назад известный писатель Николай Томан, “…искусством сюжета мы, авторы приключенческих произведений, владеем далеко еще не в достаточной мере. Разговоры же о том, что во многих слабых антихудожественных произведениях есть будто бы “лихо закрученный сюжет”, свидетельствуют лишь о непонимании самого существа сюжета…”
Сказано давно, а актуально и по сей день.
Говоря о сюжете, точнее, об остром сюжете, нельзя не сказать о том, что разрабатывая композицию произведения, автор (не его герои) должен быть умнее, хитроумнее, изобретательнее читателя. Произведение нельзя назвать детективом, если читатель с первой страницы начинает угадывать все последующие ходы долговременной операции, и совсем плохо, если читающий подсказывает автору, что делать в том или ином случае. Движение сюжета должно быть неожиданным, непредсказуемым и в то же время “привязанным к реалиям времени, в котором проходит действие…”. В одном из романов действие раскручивается вокруг сгоревшего дома и обнаруженного там трупа хозяина. По ходу следствия обнаруживается ряд личностей, вполне способных совершить данное преступление. В конце концов выясняется, что “преступник” — метеорит, поразивший хозяина в лоб и поджегший дом. Имеет ли право на существование такой сюжет в детективной литературе? Мы считаем, что нет — его скорее следовало бы отнести к области фантастики или мистики.
А вот другой пример. В неожиданной для Л.Словина повести “Время дождей” автор держит читателя в неведении до последней страницы. Сюжет повести многопланов, география велика, героев множество. Убийство владельца редкой иконы и ее исчезновение порождает множество подозрений. В маленькой гостинице собираются разные люди, каждый из которых может совершить убийство. Не довольствуясь этим, автор посылает на место происшествия еще одно подозрительное лицо… В самом конце выясняется, что в деле замешан некто “Спрут”, но и его не могут найти — кто же заподозрит в разговорчивом старичке — администраторе гостиницы “Холм” главного злодея?
В 60х годах было принято говорить, что в детективах типический герой действует в нетипических обстоятельствах. Действительно, в те годы мы мало представляли себе размах преступности.
Еще немного, казалось, народные дружинники под руководством участковых полностью раздавят эту гадину. Однако, шло время, ушли в прошлое народные дружины, а “гадина” достигла таких размеров, что численность служивых в компетентных органах уже давно превысила численность войск министерства обороны. Впрочем, это уже проблемы криминальных книг последнего десятилетия.