В лабиринтах смерти. Дилогия
Шрифт:
– Никогда не думал, что загробная жизнь напоминает сельскую идиллию, - сказал Саксон, - я-то прирожденный горожанин.
– Здесь небеса для животных, - заметил Хок, - здесь все устроено для них, а не для людей.
– Небеса, - медленно проговорила Изабель.
– Неужели мы умерли? Я вовсе не ощущаю себя мертвой.
– Но я помню, как наступил наш конец, - вздохнул Хок.
На несколько минут воцарилось мрачное молчание, словно в этом раю неожиданно потянуло ледяным северным ветром.
– Ну хорошо, - наконец заявил Саксон, - допустим, мы на небесах для животных. Что делать дальше?
–
– Поэтому мы и пришли сюда. Остается найти кого-то, кто мог бы нас выслушать.
– Смотрите!
– воскликнула Изабель.
Из леса появился огромный лев и неторопливо направился к ним. Животные почтительно расступались перед владыкой саванн, но никто не выказывал тревоги или страха перед хищником. Хок спокойно наблюдал за его приближением, и в душе капитана возникало странное чувство уважения и преклонения. Зверь остановился так близко от троих пришельцев, что те ощущали исходивший от льва тонкий аромат. В золотистых глазах светилась мудрость, глубокий ум, понимание, не свойственные человеку. Голос его возникал в сознании мягко и мощно, подобно ветру с моря, предвестнику наступающего шторма.
– Вам нельзя оставаться здесь, - произнес лев, - это место не принадлежит вам.
– Где мы?
– спросил Хок.
– Мы в обители душ животных?
– Нет, - последовал ответ, и в звучном голосе послышались нотки иронии.
– Вы не зашли столь далеко. Это место создано животными, убитыми на бойне. Умирая в страданиях, они обретали за гранью реального мира огромную силу благодаря магии, вложенной в стены древнего здания. Бесчисленные смерти и потоки крови разбудили дремлющие силы, и животные с их помощью смогли создать этот уголок. Тела погибали на бойне, а души отправлялись сюда. Многие годы пришлось им провести здесь, проклиная своих палачей и призывая к справедливой мести. Наконец дверь в Неведомое открылась, и открыли ее с той стороны.
Лев умолк и устремил долгий испытующий взгляд на стоявших перед ним людей.
– Не все звери бросились туда, - продолжал он, - некоторые обрели здесь покой и не хотели вновь возвращаться в мир, где познали столько страданий. А другие остались, потому, что добровольно отказались от возмездия. Звериному роду не свойственны жестокость и злопамятство, хотя люди всячески старались научить нас этому.
– Но те, кто вернулся в реальный мир, сейчас убивают людей!
– воскликнул Хок и голос его показался слабым и жалким по сравнению с голосом повелителя зверей.
– Мы пришли сюда, чтобы положить конец кровавому хаосу. Если сможем…
– А зачем? Они делают то же самое, что когда-то сделали с ними люди.
– Это несправедливо!
– воскликнул Саксон.
– Зло нельзя исправить новым злом, поверьте мне. Месть кажется сладостной, пока предвкушаешь ее, но она ядовита, и, испив сей напиток, душа опустошается и умирает.
– Избиение надо остановить, - сказала Изабель, - они убивают виновных и невиновных, хороших и плохих, не щадя даже детей.
– Если животные не остановятся, - поддержал Хок, - то чем же они отличаются от тех, кого ненавидели? Так им никогда не удастся обрести покой.
Лев задумчиво склонил огромную голову.
– Верно. Буря должна прекратиться.
– Но как?
–
– Все уже кончено. Через меня животные услышали ваши слова и проникли в ваши сердца. Вы показали, в чем мы заблуждались, и мы смогли заглянуть в собственное сердце. Сейчас звери уже возвращаются. Слишком долго они жили ожиданием мести, но вы правы, месть выжигает и опустошает душу. Мы способны убивать, даже терзать, когда наши раны еще сочатся кровью, но обдуманная жестокость - удел человека.
– Что же будет теперь?
– вздохнула Изабель.
– Ничего. Животные обретут покой. Они, наконец-то, могут идти по предначертанному им пути. А вы вернетесь в свой мир.
– Как же так?
– возразил Саксон.
– Мы ведь отдали жизни, чтобы появиться здесь.
– Я возвратил их вам, как и всем другим. До свидания, дети мои. До встречи.
Лев повернулся и величественно направился к лесу. Хок невольно шагнул за ним. Он чувствовал, будто расстается с чем-то возвышенным и прекрасным, и душа его рвалась вслед этому.
– Постой! Скажи, кто ты?
Лев оглянулся, и веселая искорка промелькнула в его золотистых глазах:
– Ты и сам уже догадался.
Великолепные леса стали таять, бледнеть, растворяться в густом тумане, заливающем изумрудный луг.
Хок, лежащий на полу в подвале Королевского Дворца, застонал, пошевелился и сея. Рядом, распростершись внутри голубой пентаграммы, лежали Вульф Саксон и Изабель. Хок с трудом поднялся на ноги, шатаясь, как пьяный, от странной усталости, свинцом налившей тело. Куда-то исчезли цепи и крючья, пропал запах крови. Подвал выглядел так же, как раньше.
Хок посмотрел на Саксона и Изабель и улыбнулся. Вульф пытался встать, но всякий раз заваливался на четвереньки. Изабель приходила в себя быстрее, и вскоре уже была на ногах. Хок обнял ее и стиснул так, что едва не задушил.
– Мы живы, милая! Мы опять живы!
Изабель положила ему голову на грудь и беззвучно заплакала. Они прижимались друг к другу, словно боялись потеряться, если хоть на секунду разомкнут объятья.
Тем временем Саксон подполз к неподвижному телу Горна, а потом направился к безжизненной Элеоноре Тодд. Когда Хок взглянул на него, в руках у Саксона был окровавленный кинжал. Вульф успел перерезать горло обоим трупам. Заметив удивление во взгляде Хока, Саксон усмехнулся.
– Я хочу быть уверенным в их смерти. В отличие от Мэдигана, Жреца и Глена, тела этих двоих не пострадали, а поскольку животные вернули похищенную Жрецом силу…
Внезапно Изабель сжала руку мужа.
– Слушайте… Там наверху кто-то есть!
Хок мгновенно схватил с пола свой топор и вместе с Изабель бросился вверх по лестнице. Саксон побежал за ними. Они летели по широким коридорам Дворца мимо оживших наемников, неуверенно пытающихся встать на ноги. Вульф на ходу вновь отправлял их в забытье ударом кулака. Все трое спешили в Главную Палату. Еще издалека до них донесся шум голосов, и, когда Хок появился на пороге, придворные и оба Короля метались по залу, возбужденно крича и стараясь сообразить, что же с ними произошло на самом деле. Видимо, пленники пришли в себя раньше, чем их стража, и теперь разоруженные наемники понуро стояли под охраной нескольких гвардейцев с мечами наголо.