Шрифт:
В лабиринтах вечности
Эпилог
Дорогой друг, бывал ли ты когда-нибудь в лабиринте, именно в том лабиринте, из которого, казалось бы, нет выхода, но все же ты знаешь, что выход есть?
Но где? Где он этот спасительный выход? Возможно, за этим поворотом или за тем, возможно, тебя от него отделяет лишь шаг, а может, ты прошел и не заметил его…
Возвращаешься назад, судорожно выхватывая из памяти линии поворотов, почти бегом проходишь запутанный путь, мечешься, – тебя охватывает панический ужас, – ты попал в тупик?! Выхода нет!
Ты
Но отдаленно в твоем мозгу все еще пульсирует обнадеживающая мысль:
«Выход есть…»
Глава первая
Парадоксы истории
7 июля, 1985 год. Газета «Аль-Ахрам», Каир. Египет.
«В отеле Нил-Хилтон убита советская студентка.
Убийца с места преступления скрылся. В интересах следствия его имя не разглашается».
4 июля, 1985. Ташкент. Узбекистан.
Белоснежный лайнер вырулил на взлётную полосу, притормозил, постоял, подрагивая крыльями, а затем заскользил по бетонной полосе, набирая скорость, секунда… другая… и он, как огромная белая птица, взметнул в бесконечное голубое небо.
Пассажиры прильнули к иллюминаторам. Под крылом самолета замелькали кроссвордом дороги, вспыхнули солнечным золотом высотки…
– Настёна, – Аня щекой прижалась к плечу подруги и ткнула в толстое стекло пальчиком, на ее запястье весело звякнули индийские медные браслетики, – смотри, фонтаны – белые шапки.
– Как одуванчики, – прошептала Настя, – Антик, всё забываю спросить, зачем ты выкрасилась в этот ужасный «радикально черный» цвет?
– Точно! «Радикально черный», – игриво хихикнула Аня, взбив пальцами темные пряди. – Пока красилась, всё боялась, что позеленею, как Киса Воробьянинов.
– Вроде, черная, – скептически оглядела ее Настя, – но только зачем? У тебя свои красивые волосы, цвета меди! Зачем?
– Как зачем, – возмутилась Аня, – модно!
– Да?! Ну, если модно, тогда, конечно! – Настя улыбнулась, невольно проведя рукой по своим и без всякой краски иссиня-черным волосам, спросила: – Ты специально сделала такую же стрижку как у меня?
– Ну, так мы похожи на египтянок! – скорчила смешную рожицу Аня.
И в самом деле, их ровно подстриженные волосы цвета воронова крыла в стрижке «care» придавали им сходство не только между собой, но и с изображениями древних египтянок в черных париках на фресках.
Хотя… Весь облик Насти – ее четко очерченная высокая линия скул, тёмные большие глаза, брови словно два крыла ласточки, губы кораллового оттенка и нос с едва заметной горбинкой, – как-то больше соответствовал канонам этих древних красавиц.
Аня же накрашена ярко, густо: ресницы с хлопьями туши, черные стрелки почти до середины виска, губы бордово-алые, но весь этот боевой окрас никак не вязался с ее округлым личиком, усыпанным веснушками и весело вздернутым курносым носиком. Она больше смахивала на матрешку, чем на египтянку. И в движениях она резка, стремительна, и это так диссонирует с азиатской степенностью Насти.
Но они
– Всего три часа! Три часа и мы в Каире! – восторженно шептала Настя, – три часа… всего три часа!
Она не могла отвести взгляда от иллюминатора. Вся проплывающая внизу красота была ярким фоном к ее столь близкому счастью: паутинки дорог, изумрудно-бирюзовые реки, темно зеленые горы с бело-голубыми шапками и облака, облака, облака, как рваная пушистая вата.
Ане надоело вытягивать шею, восхищаться проплывающими «облаками», ее врожденная прыткость требовала действия. Оглянулась – рядом на соседнем кресле сидел довольно красивый, лет тридцати араб, но хищно изогнутые ноздри, как у орла, и острый цепкий взгляд придавали его лицу злое, почти мистическое выражение, в котором растворялась вся его привлекательность.
Их взгляды встретились, он буквально ожег ее взглядом черных маслянистых глаз.
«Ого, взгляд-то, какой неприятный, чистый тебе Мефистофель!» – подумала Аня и, повернувшись к подруге, спросила первое, что ей пришло в голову:
– Настёна, говорили, твой отец бывал в Египте!
– Говорят, бывал, строил Асуанскую плотину.
– И что?
– И ничего… я никогда его не видела, знаю о нем лишь со слов… – Настя вдруг замолчала, отвернулась, смахивая набежавшие слезинки, всю ее восторженность как рукой сняло. Молчание затягивалось.
Аня прикусила губу – угораздило же меня, и кто за язык тянул? Вечно я так: сначала говорю, а потом думаю. Как-то нехорошо получилось!
Она притихла, откинулась в кресло, посидела немного, уставившись в потолок, правда, недолго, через пару секунд уже с интересом рассматривала пассажиров, и вновь мельком глянула на соседа, что буквально вжавшись в кресло, все так же поедал ее глазами. Взгляд у араба был цепкий, тяжелый – Аня застыла, не в силах отвести от него взгляда…
…Вдруг, как вспомнив что-то очень важное, Аня взвизгнула от переполнявшего ее озорства, рывком открыла сумочку, подтолкнула Настю в бок локотком, заговорщически прошептала ей в ушко:
– Настёна, смотри, – она таинственно улыбнулась, искоса поглядывая на подругу, поглаживала сверточек, – что у меня есть… а?! Смотри, сафьяновый переплет, пергаментные страницы, смотри, какое сокровище!
Ее маневр оказался верным – промокнув платочком глаза, Настя заинтересованно спросила:
– Что это?
– Книга!
– Книга?!
– Мне ее на книжном базаре старушенция продала, можно сказать, она меня почти заставила ее купить. Такая старая…
– Кто? Книга?
– Нет, старушка! Тощая, как мумия, брр–р–р… просто жуть! – Аня брезгливо поморщилась, медленно развернула сверток. – Привязалась ко мне, мол, купи, купи эту книгу, она тебе пригодится! Схватила меня вот здесь – за локоть, да так сильно, что он до сих пор саднит, видишь, синяки остались от пальцев! А другой рукой все эту книжицу мне в лицо тыкала, приговаривая хитро, купи, мол, по ней можно узнать, где и когда жила твоя душа, кем она была в прошлой жизни? Бред… какой-то…