В лапах страха
Шрифт:
– Ты чего? – насторожился Славин. – Ну не хочешь продавать, так одолжи на время!
Глеб вдруг замер.
– Ты ведь спьяну это всё выдумал, верно? – Он быстро подошёл к испуганному собеседнику и присел на колено, силясь вглядеться в его расширенные зрачки. – Чтобы цену сбить, так?
– Чего?
– Ты придумал всё это! Про собак... и остальную хрень!
– Да какой, придумал! – Славин оттолкнул нависшего Глеба и тоже вскочил. – Ты журналист, или кто?! В городе целую банду накрыли, которая этим промышляла, а ты как влюблённая школьница в розовых снах – ах, как всё прекрасно благоухает... чтоб им всем обосраться и не встать!
– То, просто
– Ага, как же... – Славин недобро усмехнулся. – Не было. Хм... Или ты думаешь, тебе всё так на блюдечке и преподнесут с голубой каёмочкой – кушайте, не обляпайтесь! Да эту гадость через пятые-десятые руки перепродавали! И без всякой гарантии!
– Да ну! – Глеб немного отступил, но продолжил зло напирать: – А вы все, можно подумать, доверчивые такие!..
– Будешь тут доверчивым... особенно когда деньги позарез нужны, – Славин злобно засопел, громыхнул пустым стаканом по столу. – Всё через Интернет делалось. Тебе сообщают счёт, на который необходимо перевести деньги. Без всяких гарантий: хочешь – верь, не хочешь – не верь! И только потом, через месяц, а то и два сообщали, где можно это забрать.
Глеб снова сжал кулаки.
– Ты сам-то в это веришь?
– Я тебе рассказываю лишь то, что знаю сам: а уж верить мне или нет – это сугубо твоё личное дело. Да и смысл мне врать? Денег у меня уйма – сам погляди! – и поверь, я тебе даю за пса реальную цену. Столько в этом городе за него никто не заплатит. Особенно после всей этой кутерьмы с живодёрами.
Глеб почувствовал в груди, слева, неприятный укол и тут же осел на опрокинутый табурет.
– Эй, ты чего это?.. – Славин наклонился к собеседнику. – Ты в норме?
Глеб помотал головой.
– Нормально всё. Воды дай.
Славин отреагировал практически мгновенно и уже спустя пару секунд протянул Глебу прохладный стакан.
– Ты извини, если что не так... – бубнил он, шаря по стене в поисках выключателя. – Я ж не думал, что тебе настолько жалко этого чёртового пса! Я вообще другое собирался сказать. Про Сергея. А не мериться тут с тобой, сам знаешь чем...
– И что же? – Глеб осушил стакан, попытался собрать мысли в кучу.
– Он связался с теми торгашами, а потом-то всё и случилось, – Славин помолчал, словно предлагая Глебу вставить реплику, но так и не дождавшись реакции собеседника, продолжил: – Их вроде бы там всех переловили – иначе я не стал бы затевать этот разговор. Всё очень серьёзно и в твоих же интересах избавиться от собаки как можно скорее! Понимаешь, если в открытую ничего не говорят – значит, дело и впрямь дрянь!
– Дрянь? – Глеб вздрогнул.
– Да, дрянь! Ты слушаешь меня, вообще, или как? – Славин выглядел уже абсолютно трезвым, будто и не было этих четырёх стопок. – Сергей явно во что-то впутался. Причём очень основательно, если никому так ничего и не сказал. Так что если ты не хочешь дополнительных проблем, лучше сделай то, о чём я тебя прошу.
Глеб резко выпрямился.
– Мне нужно вернуться в город!
– Сейчас?!
– Да, сейчас.
Славин замер у стола совершенно сбитый с толку.
– Ну, как знаешь... Можно на него хоть посмотреть? Где ты его держишь?
– Кого?
– Пса.
Глеб снова замер.
– Я за весь день его так ни разу и не увидел. С ним всё в норме?
– Да. Просто Умка в городе. В квартире... С детьми.
Только сейчас Глеб окончательно осознал весь ужас сложившегося положения; он отшвырнул валявшуюся под ногами табуретку и стремительно
Славин сел за стол, залпом допил оставшуюся водку. Затем сложил в сумку деньги и незаметно вышел во двор. Больше его никто не видел.
5.
Герман Полиграфович и впрямь не на шутку испугался, заслышав, как в остановившемся за спиной лифте кто-то осторожно зашевелился.
Всю вторую половину дня он был вынужден торчать у двери опостылевшей квартиры по приказанию Аллы Борисовны. Нет, конечно, Герман Полиграфович мог отказаться, но какой-то невнятный, еле различимый голос, возникший в глубинах подсознания уже здесь, на лестничной клетке, упорно советовал воздержаться от неповиновения – престарелый музыкант не хотел портить отношений с Аллой Борисовной, а потому молча терпел все её абсурдные прихоти.
Герман Полиграфович познакомился с Аллой Борисовной совсем недавно – как только переехал на новую квартиру. Вообще эти переезды случались довольно часто и, как правило, знаменовали собой не совсем приятные жизненные периоды. По своей натуре – натуре личности творческой (а Герман Полиграфович считал себя именно таким), причём несправедливо обделённой мирским вниманием, – музыкант был социально неприспособленным: всё что угодно могло запросто поставить ему предательскую ножку, надолго выбив из колеи. А в этом случае, как правило, случался продолжительный кризис. Причём не только творческий, но и бытовой.
Герман Полиграфович предпочитал не вспоминать сопутствующий кошмар: дурные мысли в голове, исчезновение и без того немногочисленных друзей, постоянные пересчёты стремительно сокращающейся наличности, которая всё чаще расходуется не на что-то необходимое, а на такую задушевную водочку, что напрочь растворяет проблемы в пьяном угаре. По вечерам в душе играла музыка... а просыпаться по утрам, как правило, не хотелось, хоть волком вой.
Когда всё же удавалось подняться, приходилось на протяжении бесконечного дня бесцельно слоняться по пустой квартире и прислушиваться к тому, как сегодня поскрипывают половицы под ногами: если как и вчера – то надежды нет; если иначе – то возможно всякое...
Затем как-то незаметно подкрадывался вечер, и, прикрываясь обязательной прогулкой, без которой вряд ли удастся заснуть, Герман Полиграфович облачался в свой традиционный плащ, приводил в порядок седые кудряшки на голове и незримой тенью спускался во двор. Ноги, точно голодные волки, неизменно выходили на знакомый маршрут, заканчивающийся у порога какой-нибудь забегаловки.
Не сказать, чтобы подобное существование уж очень нравилось Герману Полиграфовичу, да и прожить без алкоголя на сон грядущий он, скорее всего, смог бы – по крайней мере, так казалось на первый взгляд. Он не считал себя хроническим алкоголиком и мысленно верил, что как только кризис отпустит, все эти забегаловки, думы относительно неопределённого будущего, хлорированная вода из-под кухонного крана на завтрак, обед и ужин, да и всё прочее, что так и норовит сломить – незамедлительно отстанет. Но для этого нужна мотивация. Например, новая работа – именно так, ведь алкашом Герман Полиграфович себя не считал и мог бросить пить не только потому, что ему завтра на работу, а от того, что эта данность вообще существует. Попутно необходимо сменить жильё – оставаться в прежней халупе отчего-то не хотелось. В старой норе с хлоркой, скрипами и отчаянием, которая к тому же проведала про все его страхи, – элементарно не выжить! Даже не смотря на новый расклад, что подкидывает судьба.