В лесах (Книга 2, часть 4)
Шрифт:
Как сказали той черничке:
Мать игумения идет.
Ай люли, ай люли!
Мать игумения идет!
Черничка испужалась,
Молодая оробела.
Ай люли, ай люли!
Молодая оробела!
Куда ей деваться,
Куда схорониться?
Ай люли, ай люли!
Куда схорониться?
Али удавиться,
Али утопиться?
Ай люли, ай люли!
Али утопиться?
Красное солнышко высоко над лесом поднялось, когда разошлась подгулявшая беседа и в домике Марьи Гавриловны послышался богатырский храп Патапа Максимыча, Ивана Григорьича и удельного головы. Трубным гласом разносился он из растворенных
Так почетные гости Манефины справили летнюю братчину, братчину-петровщину...
Беспокойно н тревожно провели ту ночь матери приезжие и матери обительские. То и дело просыпались они от громкого смеха, от веселых криков и заздравных песен подгулявших "благодетелей". Осеняя себя крестным знамением, читали они третий псалом Давыда паря: "Господи, что ся умножиша стужающии ми?"
Маргарита оленевская да Юдифа улангерская в одной келье с Манефой ночевали и всю ночь глаз не могли сомкнуть...
– Что это у них за содом такой!
– ворчала Маргарита.- Эк заревели, оглашенные!.. Ровно стадо медведей!.. Бога не боятся во святой обители столь бесстудно безобразничать.
– Чего дивить на них, матушка?..- отозвалась Юдифа.- Люди богатые, а богатому везде простор да своя воля... Убогому - как велят, богатому - как, дескать, сами изволим.
– Что делать, матушки!
– с горьким вздохом сказала Манефа.- Таков уж уродился у меня братец, родимый! Что ни вздумал, никто не моги поперечить... Расходится - не подходи!..
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Солнце к полдням подымалось, когда Патап Максимыч с Марком Данилычем, с удельным головой и с кумом Иваном Григорьичем в домике Марьи Гавриловны спали еще непробудным сном... Хорошо справили они в скиту, не по скитскому обычаю, братчину-петровщину. Наезжие отцы, матери, отстояв часы и отпев молебный канон двенадцати апостолам (На другой день Петрова дня, 30 нюня, празднуется двенадцати апостолам.), плотно на дорожку пообедали и потом каждый к своим местам отправились. Остались в Комарове Юдифа улангерская да мать Маргарита оленевская со своими девицами. Хотели до третьего дня погостить у Манефы, но Маргарите того не удалось.
Только что гости долой со двора, из ближнего городка нарочный прискакал. Послан был он Полуехтом Семенычем с присланным по почте письмом для немедленной передачи Манефе. Было письмо из губернского города и было надписано на нем: "По самому нужному делу".
После часов и ранней трапезы Манефа, проводив приезжих гостей, сидела за самоваром с матерями Юдифой и Маргаритой, с Аксиньей Захаровной, с женой головы Ариной Васильевной и с заволжской поварихой Никитишной. Девицы, а с ними и Аграфена Петровна пили чай в горницах Фленушки. Не успели выпить матери по первой чашке, как приехал тот нарочный. Вошел он в келью, отдал письмо в руки самой Манефы,- так было ему приказано,- получил от нее сколько-то денег и пошел на конный двор обедать. Манефа ушла в боковушу и там наедине прочитала письмо.
Если келейные матери в пору процветанья скитов, посредством таких "благодетелей", как Злобины, Сапожниковы, Зотовы, а после них Громовы и Дрябины, могли из самых высших мест узнавать обо всех делах, до них касающихся, не мудрено, что у них были проложены торные пути к столам губернских мест, где производились дела о раскольниках. Дарили они за правду, дарили за неправду, кому надо серебрили руки, чтоб помягче писали, кому надо золотом глаза порошили, чтоб кое-чего они не видели...
На белом свете, опричь бога, ничего нет сильнее туго набитой
Совершенно были они уверены, что в злое, "гонительное время" сам бог повелевает покупать за деньги милости власть имущих. И покупали... Оттого и жили на полной свободе, в широком просторе, ровно орел в поднебесье, ровно щука в воде.
Письмо было из губернаторской канцелярии. Нужный и осторожный правитель ее через третьи руки уведомлял щедрую Манефу, что для осмотра Оленевских обителей едет из Петербурга особый чиновник, в генеральском чине, с большими полномочиями, и что к такому человеку апостольских повелений применять нельзя... В конце письма сказано, чтоб страшного гостя ждали на днях.
– Матушка Маргарита!
– кликнула Манефа, не выходя из боковуши.- Пожалуй-ка сюда на словечко. Вошла Маргарита. Манефа подала ей письмо.
– Читай-ка, матушка,- молвила.- Напасти-то какие по грехам нашим!
Пробежав письмо, всплеснула руками Маргарита и вскрикнула. Хоть давно знала, что грозного гостя скитам не миновать; но когда опасность еще далека, она не страшна так, как в то время, когда перед лицом прямо станет... Как громом оглушило Маргариту. Смертная бледность разлилась по лицу, подкосились старые ноги многоумной игуменьи и в бесчувственном изнеможенье тяжело опустилась она на скамейку... На ее крик пришла Юдифа и, узнав, в чем дело, заохала; Аксинья Захаровна с Ариной Васильевной прибежали, и те навзрыд зарыдали, одна Манефа осталась невозмутимою. Ни слезинки не выронила, не вырвалось из груди ее ни единого восклицания.
– Власть господня?..- строго и холодно молвила.- Плачем да слезами делу не пособить, себя только расстроить. Лучше на бога положиться: вовремя он наказует, вовремя и милует... Не гневите, родные, царя небесного ропотом и отчаяньем!.. Грех!..
– Матушка!.. Каково же слышать-то это!..- голосом безнадежности, заливаясь горькими слезами и ломая руки, вскликнула Маргарита оленевская.
– Весть жданная, давно чаянная, не врасплох нас застала она,- молвила Манефа.
– Так, матушка, так,- проговорила Маргарита,- да ведь все мы знаем, что должны помереть, все смерти чаем, а пока она не предстала, нимало ее не страшимся, а как приспеет смертный час, всяк человек в ужас придет. То же самое и это...
– Все же надо спокойнее быть,- заметила Манефа.- Без малодушия гостя надо встречать, без суеты, без боязни... Твоя-то обитель после пожара ставлена?
– После, матушка, после,- ответила Маргарита.
– Вот совет мой тебе,сказала Манефа,- поезжай поскорее домой... Хоть не водится отъездом гостей торопить, да дело такое, что медлить тебе не годится, да и мне не след тебя удерживать... Приедешь домой, тотчас святыню, котора в моленной поредкостней, в город вези. Отдай кому знаешь на похраненье. Я б на твоем месте весь деисус (Деисус - ряды икон ярусами, иконостас. В тесном смысле три иконы: спасителя, богородицы и Иоанна Предтечи.) вывезла. Хороших писем он у вас, древний...