В логове снежного барса
Шрифт:
Где не пройдет караван, там одинокий лазутчик всегда проскочит. С ним и отправил Темирбай свой донос на Шубарина, состряпанный от имени сочувствующих советской власти трудящихся.
Присланная с нарочным повестка из чека немало удивила Шубарина. Своим недоумением он поделился с женой.
– Не пойму, зачем я им понадобился, - сказал Иван.
Анна встревоженно посмотрела на него и высказала свое предположение:
– Может кто-нибудь клевету возвел? Работа у тебя такая, что во всех грехах обвинить можно.
– Ну что ты, Аннушка, - возразил Иван.
– Как можно!
– А ты подумай. Разве мало у тебя врагов, которым ты насолил?
– Так то же люди закордонные. А здесь нет.
... Перешагивая порог грозного учреждения, Шубарин был твердо убежден, что произошло какое-то недоразумение и все быстро разъяснится. Его направили в кабинет следователя Шафиева. Немолодой худощавый человек с горячечным блеском черных глаз оглядел Шубарина по-казенному строго, предложил сесть на прибитый к полу табурет и стал задавать анкетные вопросы. Когда Шубарин начал говорить о покойных родителях, следователь резко, с металлом в голосе перебил:
– Ясно. Родители умерли и конечно оба были крестьянского происхождения. А купец Дубов кем доводится?
Иван спокойно ответил.
– Та-ак...А где сейчас этот Дубов?
– Мне о том неизвестно.
Шафиев угрюмо, исподлобья посмотрел на него, ударил кулаком по столу и заорал:
– У меня, сволочь, слова "неизвестно" не должно быть! Запомни! Если еще раз скажешь, кровью захаркаешь. Ясно? Я из тебя выбью все, так что лучше давай сразу и по-хорошему.
Промучив Шубарина два часа и ничего не добившись, следователь вызвал конвоира и распорядился закрыть арестованного в камере. Его привели в вонючую одиночку с невысокими нарами. В углу рядом с парашей стоял маленький бачок с водой. В камере было темно, солнечный свет едва проникал через маленькое зарешеченное окошко под потолком. А ночью зажгли керосиновую лампу, стоявшую в отверстии над обитой железом дверью.
Иван начал дремать на своем жестком ложе, подложив под голову руку, но скрежет отпираемой двери разбудил его.
– Выходи, - приказал конвоир.
Его снова отвели в кабинет Шафиева, в котором кроме него самого были еще двое сотрудников. После нескольких вопросов арестованного стали избивать кулаками и ногами, швыряя от одного угла к другому.
– Говори, сколько присвоил денег и получил взяток, где спрятал ценности? требовали истязатели.
Шубарин пытался объяснить им, убедить в нелепости этих обвинений, но все его попытки лишь ожесточали побои. В четвертую ночь допросов его стали бить палками. Шубарин молчал и все меньше делал попыток увернуться от ударов. Пытка прекратилась после того, как узник потерял сознание. Его взяли за ноги и волоком затащили в камеру, оставив лежать на полу.
Так продолжалось каждую ночь в течение недели. Потом три дня не трогали. И вдруг вывели на свидание с Жанторо. Тот в первый момент не узнал крепыша Ивана в исхудавшем с опущенными плечами и потухшими глазами человеке. Гримаса боли пробежала по лицу Жанторо. Он хотел сказать что-то утешающее, но Иван перебил:
– Что с Аннушкой?
Жанторо отвернулся, пряча невидящие
– Ну говори же - что с ней?
– Ее тоже арестовали...
Иван закрыл лицо руками и несколько минут сидел молча, чуть покачиваясь из стороны в сторону.
– Свидание окончено, - объявил дежурный.
Жанторо коснулся рукой плеча Ивана и вышел за дверь. Это была их последняя встреча. Спустя несколько дней чрезвычайная комиссия вынесла смертный приговор арестованному. Место его захоронения осталось неизвестным.
Через три месяца при попытке перейти государственную границу с грузом опия пограничниками был задержан Темирбай вместе с пятью своими сообщниками. Во время следствия, которое вела оперативно-следственная группа из Пишпека, один из задержанных, пытаясь смягчить свою вину, рассказал о сочиненном Темирбаем ложном доносе на какого-то таможенника. Показанию дали ход и факт подтвердился. Шубарина посмертно реабилитировали.
Анну Дубову, родившую в тюрьме сына, выпустили на свободу. Ей дали комнату в общежитии и приняли на работу в одно из учреждений. Она одна воспитала сына и умерла, когда ему исполнилось двадцать три года.
* * *
Два всадника - Джантай и Андрей вровень друг с другом неспешно спускались в низовья реки Джуука. Усталые кони лениво отмахивались хвостами от мелких злых мух, осторожно переступали через камни, приседали и всхрапывали на крутых покатостях. Всадники, отпустив вожжи, не понукали их, доверив самим находить наиболее безопасный путь.
Впереди постепенно открывался широкий простор Иссык-Кульской котловины, небо над ней нежно и зовуще подсвечивалось лазурным зеркалом озера. Долгий и трудный путь по охотничьим угодьям, где пошаливали браконьеры, утомил ездоков. Хотелось попить водички и посидеть в теньке. Но место вокруг было открытое ни деревьев, ни кустов. Когда спуск закончился, выехали на грунтовую колею. Проехав по ней с километр, всадники увидели недалеко в стороне какое-то подобие сарайчика из реек и толи.
– Вот и банька, - оживился Джантай.
– Давай завернем.
Внутри сарайчика был грубо зацементированный бассейн, наполненный горячей водой из подземного термального источника.
– О, бесплатный курорт!
– восхитился Андрей.
– Здесь их много, - сказал Джантай.
– Пока этим благом пользуются лишь местные жители да кое-кто из приезжих. Когда-нибудь может и здесь появятся настоящие курорты. Только бы не испоганили природу.
Андрей опустил руку в воду и быстро отдернул - горячая.
– Не бойся, - засмеялся Джантай, - это только поначалу вода кажется горячей. Залезай смело, не ошпаришься.
Они разделись и, вытянувшись в воде во весь рост, блаженно замерли.
Купание в бассейне разморило так, что сон неодолимо смыкал глаза и лень было пошевелиться. Оба дали волю и лени, и сну, сладко проспав полтора часа на траве в тени сарайчика.
Андрей услышал во сне пение уларов, увидел темную пещеру и две горящие точки. Рука потянулась за карабином, но ощутила лишь пустоту. Холодея от страха, не сводя глаз с надвигающихся точек, он попытался вскочить, чтобы стоя встретить прыжок зверя... и проснулся.