В мареве Атолла (Сборник НФ)
Шрифт:
Единственная наша цель — показать Вдагу сапиенсов будущего, стать опытным полем, примером и мечтой.
А не подтягивать обывателя с низкого уровня на полусредний».
Тут же статья самой Ридды: «Про самых упрямых сторонников реакции говорили некогда, что они ничего не забыли и ничему не научились.
И очень больно, когда в среде талантов мы встречаем таких, которые, пройдя мрачный период военной жестокости, ничему не научились… а кроме того, все забыли и все хотят повторить сначала.
Пища, гектары, площади, машины, руда для машин, сырье!
Но из-за этого и началась война;
А где у вас гуманность? Где внимание к чувствам соседа? Где любовь?
Я читаю параграфы вашей программы: «Для еды, для одежды, для отдыха…» Как будто бы «все для сапиенса». На самом деле гуманность мнимая. В конечном счете она оборачивается жестокостью. Вы предлагаете будто бы синтетическую пищу, скармливаете ее свинушкам, овечкам, коровкам… а потом собираетесь резать невинных животных. Опять потоки крови, опять боль, крики, мучения и самое страшное: опять привычка к убийству. Как вы не понимаете, что мясник, хладнокровно вонзающий нож в сердце невинного животного, с таким же хладнокровием станет палачом.
Когда я пишу эти строки, на столе сидит мой пушистый друг, породистый кот Агат. Терпеливый как все коты, он терпеливо ждет, когда я кончу, прищуренными глазами следя за ручкой, словно мышка бегущей по бумаге. Он знает, что его ждет награда за примерное поведение — кусочек вареной трески из холодильника, слегка подогретой кипятком. «Агат, — спрашиваю я, — можно ли прийти к справедливости через массовые убийства?» Он уверенно отвечает: «Мурра!» И тычется носом мне в щеку, просит, чтобы я почесала ему за ухом.
Нет, я не уклонилась от темы. Я думаю, что доброту можно воспитывать, с детства приучая заботиться о домашних животных, о наших друзьях, еще не научившихся говорить, но умеющих понимать и любить нас.
Вы точно подсчитали, господа рационалисты, сколько нужно стандартных столовских котлет с томатным соусом, чтобы всех накормить поровну. Но у сапиенсов разные вкусы и разные аппетиты. Мужчина ест больше, женщина — гораздо меньше. И воспитанный всегда разделит порцию с тем, кто не наелся.
А как воспитать воспитанность, как доброту воспитать, об этом вы подумали?
Нет, не подумали. И нечего вам ответить?» Нашлись ли возражения у дляков? Нашлись, конечно. Для примера приводим статью самого Гвинга: «Нечего вам ответить?» — восклицает добрая и нежная Ридда. Неправильно. Ответ есть. Старинная и убедительная пословица: «Сытый голодного не разумеет».
Сытый сыт, избавлен от беспокойства о пище, у него в холодильнике пирог для гостя, морковные котлетки для себя, вареная треска для кота (а какой это палач поливал землю тресковой кровью?). Сытый радушен, добродушен, рассуждает о том, о сем, о расчетливости, черствости, любви и возвышенных чувствах. И дела ему нет, он забыл даже, что на родной его планете три миллиарда из шести голодают. Выразимся мягче: три миллиарда
Гуманный и воспитанный, черт бы его драл, разделит трапезу с теми, кто не наелся, уверяет нас Ридда.
Но те дети плачут на другой планете. Сытый сыт и глух.
Как же их накормить все-таки? Утешениями Ридды?
Плачущих от голода не утешает поглаживание по головке.
Хлеб с молоком лучше, питательнее.
Сытый не разумеет голодного, а голодный не разумеет сытого. Голодный просто не услышит наших превосходных рассуждений о красоте и добре. Накормите и обучите его сначала.
Поставьте на ваш уровень ума и снабжения, дайте ему диплом и холодильник.
Да, не всякий сытый добреет. Да, не всякий обученный умнеет. Да, существует проблема пресыщенных преступников и образованных идиотов. Но это второй этап забот. Без еды не может быть эстетов, без грамоты — интеллектуалов. Почему такая простая истина не доходит до чистых поборников чистого таланта?» Перебирая эти статьи, вслушиваясь в раскаты давно отгремевших споров, невольно пожимаешь плечами: к чему столько страсти? Астрелла — питомник свободного творчества. Вот и твори каждый по своему вкусу: дляки — для практической пользы, нутристы — по внутреннему побуждению, от нутра.
Но в том-то и дело, что отвлеченные, казалось бы, споры о творческих задачах были тесно связаны с насущным вопросом выбора орбиты. Дляки требовали держаться поближе к Вдагу, нутристы предпочитали удалиться. А эта астрономическая альтернатива в свою очередь определялась житейскими желаниями. Дляки хотели перенести свои опыты на Вдаг, а чистые не нуждались во Вдаге, даже боялись возвращения. Возможно, они опасались, что Вдаг начнет пересортировку. Дляки явно были полезны планете, их могли и оставить на Астрелле, нутристы же со своими отвлеченными и эстетическими идеями могли показаться и необязательными.
Однако по неписаному этикету Вдага о житейских нуждах не полагалось говорить вслух. Рассуждать надо было о нравственности, справедливости, доброте, красоте. И самих себя спорщики убеждали, что «хочется — не хочется» для них не играет роли. Они пекутся только о правде, о всеобщем благе.
Толковали о всеобщем благе, а руки поднимали за «хочется».
Большинству не хотелось возвращаться на голодающий Вдаг.
Большинство проголосовало за удаленную орбиту.
Ридда победила, но победа ее не успокоила. Дляки остались в меньшинстве… чересчур влиятельном. Ведь почти все «перспективные» принадлежали к длякам. (О, неблагодарные, именно их Ридда окружала особенной заботой!) Такова была логика их деятельности. Практичные изобретения «перспективных» были близки к завершению, пора было переносить их на поля и в цехи. К длякам примыкали и «масштабные», для которых Астрелла была маловата, например Грд — теоретик управления климатом, инженер Чрз — автор проекта укрощения землетрясений, бесполезного на астероиде, где землетрясений не бывало вообще. Все народ активный, деятельный и настойчивый. И Ридда понимала, что дляки не успокоятся, чтото будут предпринимать.