В мечтах о любви
Шрифт:
Тварь снова что-то прошипела Эймону и тот кивнул.
– И так, – он снова подошел ко мне и наклонился, – ты сейчас повторяешь за мной и без фокусов.
– Эля, не смей! Слышишь! Не смей! Скоро будет подкрепление! Держись! – Генри пришел в себя.
– Заткнись, слизняк! Как же меня достала твоя смазливая рожа! – Эймон двинулся к Генри и, подойдя к нему, сказал: – Знаешь, это хорошо, что ты явился. Я, конечно, не ожидал от тебя такой прыти, но все же твое появление, как нельзя кстати. А то наша девочка ломается.
Эймон
– Давно хотел подправить тебе рыло, – Эймон сейчас казался абсолютным безумцем, я с ужасом затаила дыхание.
– Урод! – Генри дернулся в путах, но связали его крепко.
Руки Эймона приблизились к родному лицу, и зал огласил крик любимого мужчины. Я тоже закричала:
– Неееет! Прошу тебя! Нет! Прекрати! Прекрати!!! Я все сделаю!
Эймон тут же погасил огонь, а Генри безвольно опустил голову, явно потеряв сознание от боли. Кожа на его щеках была обуглена, по моим же непрерывно катились слезы.
– Повторяй слова! – приказал мне. – Иначе я выжгу ему глаза и не остановлюсь, пока ты не сдашься!
– Хорошо, – тихо отозвалась я.
Эймон начал произносить что-то на незнакомом языке со множеством шипящих. Я старательно повторяла, а сама смотрела на Генри и прощалась. Надеюсь, хотя бы его успеют спасти. Он пошевелился, поднял голову. На его опухшее лицо больно было смотреть, на нем живого места не было.
– Нет, Эля! – раненными губами произнес Генри. – Не надо! Умоляю тебя!
С каждым произнесенным словом я чувствовала себя все легче и легче, будто поднимаясь над землей. Мне стало так спокойно, только тоска еще напоминала, что я прощаюсь с самым главным: со своей жизнью и со своей любовью.
– Я тебя никогда не забуду, – добавила в конце.
– Ты моя Жизнь! – прошептал Генри. – Не уходи!
– Ты мое Небо, любимый, я всегда буду с тобой, – прошептала в ответ.
Вспышка света ослепила. Крепко зажмурилась, но это было бесполезно. Я была этим светом.
Разве может свет оглушать?
Видимо может.
Мне казалось, что я оглохла и ослепла… и умерла.
Буквально через мгновенье, я почувствовала свое тело, его неудобную позу поперек кресла. Потом услышала, как Генри зовет меня, без конца повторяя мое имя. Открыла глаза и удивленно осмотрелась. В зале стало светлее, отступил полумрак, воздух был прохладным и прозрачным.
– Нет! – послышалась сбоку, и я повернулась к Эймону.
Он стоял на коленях и пытался сгрести черный пепел, но он просыпался сквозь пальцы.
– Ты убила ее! Убила! Моя богиня! Вернись, прошу тебя! – Эймон развернулся ко мне, его глаза были налиты кровью. – Это все ты! Ты жива, а ее нет! Ты испортила ритуал! Призвала древних богов Хилала.
Ох и точно, Небо и Жизнь, неужели они откликнулись? Спасибо вам!
Я улыбнулась,
Эймон встал и пошатываясь побрел ко мне, повторяя вновь и вновь: «Это все ты! Ты!»
Не сразу заметила нож в его руке. Замах: «Сдохни гадина! Сгинь!»
Нож блеснул в рассветном солнце, неумолимо приближаясь. Время будто остановилось, казалось, что можно увернуться, но на самом деле ничего уже не сделать. Оставалось только смотреть, как нож приближается к моей груди.
Метнулся светлый луч и руку, держащую нож, опалило.
Эймон заорал и схватился за нее.
– Рассредоточьтесь! – услышала знакомый голос, и сердце радостно забилось.
– Профессор! – я подскочила с ненавистного кресла и замерла, наблюдая, как ловко Кеншин хватает одного из балахонщиков и связывает.
Эймон лежал на полу, скорчившись и подвывая от боли. Не сдержалась. Пнула гада.
По залу летали лучи боевых сфер, которые, между прочим, давно запрещены. Но видимо я что-то не знаю о своем любимом профессоре.
Когда последних связали, Кеншин подошел ко мне.
– Ну что, лягушечка, допрыгалась? – спросил он в своей излюбленной манере, и я разрыдалась, отпуская все пережитое. – Ну все-все, не плачь. Ты же сильная девочка, а теперь еще и умная будешь, не плачь. Все хорошо, – профессор обнял меня, утешая, и крикнул остальным: – Давайте выбираться, мы тут все выжжем, чтобы никакая тварь в углах не попряталась. Лезут и лезут в наш мир, совсем обнаглели!
– Я не виновата, это все они! Эти психи пытались меня заставить пустить в себя какое-то чудовище! Посмотрите, что с Генри сделали, – показала на любимого, которого лечил странный растрепанный парень.
– Ничего, сейчас его подлечат. Марк очень хороший лекарь.
– Спасибо! – спрятала лицо на широкой груди, судорожно всхлипывая.
Меня гладили по голове, пока не прозвучало:
– Готово, жить будет.
Мы с Кеншином подошли к Генри. Я опустилась на колени и посмотрела на любимого, он на мой взгляд не ответил и лицо не поднимал, будто пряча его.
– Получилось, Марк? – спросил профессор.
– Да, следов почти не осталось, зрение не пострадало, а дальше лечебные мази помогут убрать шрамы. Силой тут уже не поможешь.
Генри упорно не смотрел на меня. Его уже отвязали, но он не спешил подниматься.
– Так, парни, уходим. Дом и все вокруг нужно сжечь и быстро.
Попыталась помочь Генри подняться, но он помощи не принял. Встал и пошел вперед, не глядя на меня.
Я шла за ним и не могла понять, что с ним.
Следом за нами из здания вышли все, кроме Кеншина и его племянника. Балохонщиков тоже вывели, и Эймона в том числе.