В меняющемся мире
Шрифт:
Сказанное в ответ Бушем было важно:
– Я с вами согласен. Не вижу в развитии советско-китайских отношений какой-либо угрозы для США. Мне часто задают вопрос об этом, и всякий раз я отвечаю, что опасности не вижу.
Фактически речь шла о серьезном взаимопонимании, которое я хотел закрепить. Вот мои слова:
– В Азии, в Тихоокеанском регионе Советский Союз никак не собирается подрывать чьи-то интересы, в том числе интересы США. Мы признаем значение этого региона для вашей страны, для Запада. Никаких скрытых намерений, ничего, кроме желания взаимодействовать и налаживать сотрудничество со странами региона, у нас не было и нет.
– Это
На этот разговор мы часто ссылались впоследствии, когда Буш уже стал президентом. Я высоко оценил это признание вице-президента, сделанное в такой момент – на переломе советско-американских отношений. И был откровенен с ним, с полной ответственностью вел доверительный диалог впоследствии, что, по-моему, имело огромное значение для наших стран, для мировой политики.
Когда мы встретились вновь во время моего приезда в Нью-Йорк в ООН в декабре 1988 года и он уже был избран, а президент Рейган завершал свою миссию, я сказал в его присутствии, что хорошо запомнил беседу с вице-президентом Бушем в автомобиле и ценю масштаб наших тогдашних размышлений, доверительность и приверженность начатому при Рейгане. Буш реагировал соответственно и подтвердил сказанное тогда.
На пути к московскому саммиту
Итак, второй срок президентских полномочий Рональда Рейгана приближался к концу. Президент заканчивал свою миссию совсем не так, как начинал ее. Время от времени он срывался на антикоммунистическую риторику, но спрос на нее явно падал. Опросы общественного мнения показывали, что американцы оценивают договор по РСМД и новый характер отношений между нашими странами очень высоко, и все, что удалось противникам договора – несколько затянуть его ратификацию (в итоге проголосовать против решились всего пять сенаторов из 100!). Но я считал, что процесс демонтажа наследия холодной войны надо ускорить. Самым реальным шагом в этом направлении было бы подписание договора о 50-процентном сокращении стратегических наступательных вооружений. Мы знали, что этого хотел и Рональд Рейган. Началась подготовка к его визиту в Советский Союз.
В конце февраля в Москву приехал Джордж Шульц. Эта встреча была важной для меня. Госсекретарь подтвердил, что президент стремится к подписанию договора по СНВ до истечения срока своих полномочий, лучше всего – во время визита в Москву. Но уже в ходе беседы, и особенно в последующие месяцы я почувствовал, что руки у госсекретаря, да и у президента не свободны. Это сказалось прежде всего при обсуждении проблемы ПРО. В совместном заявлении, принятом в Вашингтоне, наши страны подтвердили взаимосвязь СНВ и ПРО и приверженность соблюдению Договора по ПРО «в том виде, как он был подписан и ратифицирован». Мы настаивали на том, что это положение должно найти отражение в новом договоре СНВ. Сам текст договора был уже в значительной степени готов – по оценкам экспертов, на 95 процентов. Но то и дело возникали новые препятствия – на первый взгляд технические, но было ясно: в Вашингтоне активно работают противники договоренности.
Шульц, как нам показалось, был настроен конструктивно. Это проявилось и в нашей февральской беседе, особенно в разговоре о региональных проблемах. Госсекретарь приветствовал наше заявление о выводе войск из Афганистана и со своей стороны предложил сотрудничество в урегулировании ближневосточной проблемы.
– Мы ждали, когда вы убедитесь в том, – сказал я госсекретарю, – что без участия Советского
Разговор о происходящих в мире изменениях был серьезным. Я обратил внимание на слова Джорджа Шульца:
– У меня нет волшебного стекла, через которое можно увидеть будущее. Но я замечаю, что в мире развиваются тенденции, которые требуют, я бы сказал, нового мышления. И если действовать в духе этого нового мышления, то, мне кажется, мы увидим по-новому и наши интересы. Многое предстанет в другом свете.
Слова «новое мышление» впервые прозвучали из уст высокопоставленного представителя администрации Рейгана. Но у него были очень влиятельные оппоненты.
Последующие события подтвердили, насколько ожесточенной была борьба в США вокруг того, какой будет дальнейшая политика по отношению к Советскому Союзу. Важнейший вопрос – будет ли в Москве подписан договор по СНВ. Прогресс наметился, но каждый шаг давался с трудом, подвижки делались с большим скрипом. В мае стало ясно, что на подписание договора по СНВ к московскому саммиту выйти не удастся. Парадокс: и мы были за договор, и Рейгану хотелось увенчать свое президентство таким крупным шагом, и Шульц делал все, что мог. Но лобби противников нового мышления – военно-промышленного комплекса, о влиянии которого с горечью говорил еще президент Эйзенхауэр, – оказалось сильнее.
Тем не менее мы хотели, чтобы визит Рональда Рейгана в Москву не стал формальностью, чтобы он обозначил новый рубеж в наших отношениях. Важно было уже то, что президент США приезжает в нашу страну впервые за четырнадцать лет. Не менее важна была и новая тональность в наших отношениях. Мы хотели закрепить ее, придать визиту и содержательность, и торжественность.
Рейган в Москве
Я помню, как Рональд и Нэнси Рейган вошли в Георгиевский зал Кремля, где состоялась церемония встречи президента. Было видно, что масштаб и великолепие зала произвели на них впечатление. Дружелюбная атмосфера первых приветственных минут задала тон всему визиту.
Записи наших переговоров давно опубликованы. Я с самого начала сказал президенту, что мы хотели бы подписать договор по стратегическим наступательным вооружениям с ним, в оставшееся до его ухода из Белого дома время. Готовы проявить гибкость по проблеме «подуровней», хотя это осложняет договоренность, но в обмен на согласие США с нашей позицией по мобильным МБР (межконтинентальным баллистическим ракетам), разработка которых у нас тогда велась. (Впоследствии этот вопрос был именно так и решен и закреплен в подписанном мной с президентом Бушем договоре, и это было важно для безопасности нашей страны). Произошли сдвиги по некоторым другим вопросам – о запрещении химического оружия, испытаниях ядерного оружия, обычных вооружениях, по проблемам контроля. Мы с президентом Рейганом обменялись документами о ратификации Договора РСМД.
Но не менее важные события произошли вне переговорных помещений.
Мы не чинили никаких препятствий Рональду Рейгану в его общении с людьми. Он хотел встретиться с правозащитниками, диссидентами – мы не возражали. Хотел выступить перед студентами МГУ – и эту встречу мы организовали. В хорошей атмосфере прошли официальные приемы – в Кремле и в посольстве США. А когда мы с Рейганом вышли на прогулку по Кремлю и Красной площади, мне показалось, что происходит что-то очень серьезное, совсем не формальное и протокольное.