В мире фантастики и приключений. Выпуск 10. Меньше - больше. 1988 г.
Шрифт:
Тогда Сандра предложила хотя бы немножко собрать продуктов — на «черный день».
— Перебои с продовольствием? У нас, в Ленинграде? Такого быть не может! — возмутилась Анна Петровна. — Да и война долго не продлится.
— А если она все-таки затянется? И представьте, кроме хлеба, в магазинах ничего не будет. Как тогда?
— Зачем представлять надуманные ужасы? Что-то ты не в меру перепугалась. Скупать продукты не буду. Можно же панику вызвать! Что произойдет, если все кинутся по магазинам? Нет, не уговаривай, на такое я не пойду.
«Двойная неудача, — огорчилась Сандра, — и надо признать, доводы Анны Петровны основательны. А ведь на совещании в Институте АСВ кто-то предлагал даже до блокады эвакуировать Сережу из Ленинграда… Не учли тогда всей силы патриотического подъема».
В программе, полученной в Институте АСВ, было подробно указано, что надлежит делать ей в городе после объявления войны. Сандра заранее знала, что, после того как в Библиотечном институте разместится госпиталь, она будет работать токарем.
Обо всем этом Анне Петровне не скажешь. Не объяснишь ей, что она, Сандра, не имеет права записываться ни в сандружинницы, ни в школу радистов, потому что нельзя ломать заранее намеченную, тщательно разработанную программу, внося в нее элементы случайности.
И с каким презрением смотрела на Сандру Анна Петровна!.. Вот, оказывается, еще и незапланированное испытание: ее заподозрили в трусости…
Воскресным утром 29 июня они провожали первые десять эшелонов с детьми, уходящих в районы Луги и Красногвардейска — туда, где обычно они отдыхали в пионерских лагерях.
Сандра приехала вместе с Анной Петровной проводить Сережу и Катеньку. Пятнадцать тысяч ребятишек сейчас отправятся под удар наступающих танковых группировок врага! А Сандра, зная об этом, ничего не могла сделать, ничего! Она осунулась, почернела за несколько утренних часов.
Перед группками ребятишек взрослые расступались, образуя коридор. И плывут, плывут сквозь толпы взрослых пышные бантики, голубые «республиканки» с красными кисточками, белые панамки и беретики. Самые маленькие ребятишки — трех-четырех лет — идут парами, крепко взявшись за руки. Испуганные многолюдьем, они растерянно смотрят по сторонам, но крепятся, не плачут… Маленькие мужественные ленинградцы!..
— Московский район, на посадку! — сказал в рупор человек, стоящий невдалеке от Сандры. — Товарищи воспитатели, прошу следовать за мной…
Через считанные минуты маленькие зеленые вагончики были окружены плотной толпой родителей, а в открытые окна к ним перегибались дети, крича, смеясь, размахивая руками:
— Мамочка, папа, я здесь!
— Я села у окна!
— Тут не жарко!
А снизу на них растерянно смотрели матери, то ли радуясь за детей, то ли горюя — не поймешь.
— Береги себя! — как заклинание твердила каждая.
— Не беспокойся, мамочка! — кричали сверху.
Сандра отчетливо представила, как на каком-нибудь перегоне под Лугой на эти вагончики налетят двухмоторные «мессершмитты» и безнаказанно, словно забавляясь, расстреляют
Сандра, наверное, изменилась в лице, потому что Анна Петровна испуганно спросила:
— Что с тобой?
— Голова закружилась. От жары.
— Сандра Николаевна, я вам подарок оставил, на вашем столе! — по пояс свесившись из окна, закричал Сережа.
— Какой подарок?
— Роман «Прыжок в ничто»! Беляева. У вас же завтра день рождения!
«Прыжок в ничто»!.. И Сережу, и Катечку, и всех ребятишек она отпускает прямиком под бомбы и гусеницы танков! Надо что-то предпринять — пусть хоть один шанс из тысячи!
— Анна Петровна, извините, отойду в тень, — сказала Сандра и, миновав кольцо провожающих, поспешила к первым вагонам. Начальник эшелона где-то там. Надо скорее его отыскать. Что скажет — не знала. Но понимала: только он может задержать отправку состава.
Она бежала, спрашивая:
— Где штабной вагон?
— Дальше, дальше, — говорили ей.
Поздно, не успеть. Сандра остановилась. Взгляд упал на большой ящик. Он лежал позади толпы, стоящей около вагона. Вскочила на него и звонко закричала:
— Товарищи!
На возглас обернулись. Несколько человек подошли к ней. Тогда она закричала так громко, как только могла:
— Товарищи, задержите отправление!
— Почему? Кто такая? — послышались недоуменные вопросы.
Около нее закипел людской водоворот. Сверху она видела, как через толпу к ней протискиваются два милиционера в белых гимнастерках.
— К Луге и Красногвардейску детей везти нельзя! — кричала она, уже понимая, что ей не поверят. Но остановиться не могла. Она должна предупредить, обязана.
— Четвертого июля немцы ворвутся в Ригу, пятого — в Остров, девятого — в Псков! — торопливо кричала Сандра. — Десятого июля немецкие танки прорвут фронт одиннадцатой армии и устремятся к Луге! Нельзя туда везти детей! Немедленно задержите эшелон!
Сначала ее слушали с изумлением. Потом возник грозный ропот. Последние ее слова почти заглушили яростные крики негодования:
— Замолчи, мерзавка!
— Не морочь нам головы!
— Испугать захотела? Не выйдет!
Шум прорвал гневный бас:
— Братцы, это провокатор! Что вы слушаете?!
Толпа качнулась. Еще миг — и она бросится на Сандру. Выхода у нее не было — она нажала кнопку микропространственного переброса. На глазах разъяренной толпы «мерзавка», только что кричавшая с ящика, вдруг бесследно исчезла. В то же самое мгновение на другом конце города, на Кировском проспекте, на скамейке у памятника «Стерегущему» неизвестно откуда появилась девушка, до смерти перепугав сидящую там старушку. И какое безобразие — девушка на скамейке не сидела чинно, как все нормальные люди, а стояла!.