В мире фантастики и приключений. Выпуск 3

Стругацкие Аркадий и Борис

…В комнате разговаривали. Сквозь сладкую полудремоту я разобрал голоса биолога и Кора:

– Нет, сейчас он просто… э… дышит, то есть спит, я хочу сказать. Просто спит, нормальным человеческим сном…

– Вы считаете, все обошлось благополучно?

– Да, вполне. Снимки показали, что не растянута даже ни одна связка. Просто восхитительно… то есть удивительно, конечно! Редкий организм. Имейте в виду, он принял синзан после того, как перенес громадную физическую нагрузку, и еще два часа просидел в гравикамере.

– Значит, вы считаете, что он может лететь?

– Разумеется, он совершенно здоров. Посмотрите сами на эти…

э… кривые. Трудно представить себе что-нибудь более нормальное. Он чудесно преодолел этот шок. Знаете, со мной однажды тоже было нечто подобное, только не в столь резкой форме, правда, и нагрузка у меня была меньшая, но мой декримент оказался более слабым, я окончательно пришел в норму только через восемнадцать часов, а он…

– Хорошо, оставим его. Пойдемте, я не снимаю тогда его с полета, в других отношениях он мне подходит…

Они удалились. Я открыл глаза и осмотрелся. Сверкали ослепительной чистотой стены клинической комнаты, окно задернуто, горел свет. Я привстал на постели и отодвинул штору. На улице было уже темно, - значит, я провел здесь около десяти часов. Страшно хотелось есть, но это желание кто-то предвидел - на столике передо мной стояла париса, настоящая париса, а не блюда нашего надоевшего рациона, кроме того, в графине искрилась какая-то жидкость.

Когда я расправился с едой и снова лег, наслаждаясь ощущением приятной тяжести в желудке, открылась дверь и в комнату вошел Конд. С таким унылым видом, какой был у него, обычно ходят утешать родственников умершего. Впрочем, вид его соответствовал миссии: он на самом деле пришел меня утешать.

– Как чувствуешь себя, Антор?
– спросил Конд, усаживаясь напротив.

Я набросил на лицо маску страдания:

– Ничего, сносно.

После этих вступительных фраз наступила пауза. Я молчал из любопытства, ожидая, что он скажет дальше, а Конд, видимо, просто не знал, как поддерживать разговор. Наконец, он раскрыл рот:

– Так вот, дружище… Скверно получилось… Что врачи говорят? Сможешь ты потом летать?

– Как будто смогу.

– Это хорошо.
– Он вздохнул.
– А об Арбинаде не жалей, никуда она не денется, назначат еще экспедиции, и мы с тобой… Зато сейчас останешься с Юрингой она будет очень рада.

– Конечно, рада, - подтвердил я, - только на что мы с ней жить будем…

– Я вам дам, у меня есть запас, потом вернешь когда-нибудь.
– Конд оживился и полез в карман.
– Тебе хватит восемьсот ти?

– Не нужно. Ты и так был слишком добр к нам…

– Возьми, не стесняйся… На Арбинаде еще нет магазинов, и мне они сейчас не нужны.

– Я не стесняюсь…

Мы снова замолчали. Я с трудом сдерживал улыбку, отлично понимая то чувство неловкости, которое он испытывал перед лицом свалившегося на меня, как ему казалось, несчастья. Однако какое-то озорство заставило меня продложать эту невинную игру.

– А когда тебя выпустят, ничего не говорили?

– Говорят, скоро.

– Да, еще бы, они всегда спешат отделаться…

– Точно, Конд, спешат. Я слышал, что выпустят завтра.

– Завтра? Да я им… Я… Я пойду к этому главному мяснику и покажу ему! Они запомнят Конда на всю жизнь!

Я не выдержал и расхохотался:

– Брось, Конд, я здоров, и мы полетим вместе.

Он вытаращил глаза:

– Правда?

– Правда.

– Чего же ты дурака валяешь? Знаешь, что тебе за это следует?

Он схватил меня за плечо.

– Знаю, - ответил я,

изо всех сил сжав ему руку.

– Тогда держись!

– Держись сам!

Я вскочил с койки, и мы схватились в шутливой борьбе. Каким-то нечеловеческим усилием мне удалось приподнять Конда над головой и бросить на постель. Отдышавшись, он удивленно посмотрел на меня.

– Силен… однако… Это что? Синзан что ли действует?

– Действует, Конд. Действует!
– радостно воскликнул я и сел с ним рядом. Мы оба засмеялись. В эту минуту дверь отворилась и в комнату вошел недовольный врач.

– Это что такое? Что здесь происходит? Мазор Конд, вы почему сидите на постели? Немедленно встаньте и уходите отсюда, вы ведете себя неподобающе…

Конд виновато поднялся и погрозил мне.

– Извините, мазор, забылся, спасибо вам… Гоните его отсюда скорее. Он же здоров!

Махнув на прощанье рукой, Конд вышел.

Сегодня я перелистал свои записки. Перед глазами снова прошли картины пережитого. Вспомнились не отмеченные здесь детали, а некоторые события воссоздались так отчетливо, что казалось, они случились только вчера. Хорошие это были дни! Прочитав до конца, я машинально продолжил свои воспоминания, и, незаметно для самого себя, прошел сквозь весь период подготовки к экспедиции. Я вновь видел, как мы с Кондом с придирчивостью, бесившей инженеров фирмы и чиновников Государственной комиссии, принимали планетарный корабль "Эльприс", как мы подолгу копались в каждом узле, в каждом агрегате корабля, пока не убеждались в абсолютной надежности механизмов. Я мысленно провел все испытательные и тренировочные полеты в атмосфере Церекса, заново пережил неприятности, доставленные Мланом, после которых решил никогда больше не полагаться на другого и проверять все самому. И так день за днем, день за днем. Шагая в своих воспоминаниях от одного события к другому, я постепенно добрался до момента отлета на Арбинаду и тут спохватился. Ведь я же собирался писать все по порядку, а возвращаться еще раз к только что пережитым мысленно дням мне уже не хотелось. Тогда я пододвинул к себе листы и записал эти строчки, решив продолжать свои воспоминания дальше, не возвращаясь к упомянутым событиям. В конце концов, мои воспоминания всегда будут со мною, а эти записки ни для кого не предназначаются…

Предотлетные дни сложились для меня как-то нескладно. Мне не удалось еще раз увидеть ни отца, ни Юрингу. Я находился на Лизаре, куда отпилотировал "Эльприс", и по заданию Кора курировал установку его на орбитальный корабль. Дело это не такое уж сложное; обслуживающий персонал станции отлично обошелся бы и без моих советов, следуя только инструкции, но Кор предпочитал полагаться во всем на ответственное лицо. В общем, на Церекс я больше не попал и улетел с тяжелым чувством, не простившись у как следует ни с родными, ни с планетой, кроме того, была еще одна мелочь, которая омрачала настроение.

В наше время редко кто принимает всерьез ту мистическую чепуху, которую пытаются вдалбливать в школе, но почти у каждого есть свои "особые прпметы". Я, например, перед ответственным полетом всегда дарил "на счастье" какому-нибудь мальчишке монету в пять ти. Всегда, но не в этот раз. Заготовленная монета лежала у меня в кармане, а все мальчишки остались далеко на Церексе. Настроение, в общем, было неважное, и, сколько я ни пытался убедить себя в том, что все это в сущности чепуха, где-то в глубине души притаилась тревога.