В мишуре и блестках
Шрифт:
— Правда? Неужели? Неужели правда?!
— Вы зайдете снаружи. Через застекленную дверь, перед которой будет стоять елка.
— Снаружи! — рявкнула миссис Форестер. — Я правильно поняла тебя, Хилари? Ты намерен выгнать своего дядю на террасу зимой, посреди ночи, в снежную бурю? Я говорю — в снежную бурю?
— Только на одну секунду, тетя Трах.
— Полагаю, ты не забыл, что твой дядя страдает грудной жабой?
— Со мной все будет в порядке, Тру.
— Мне это не нравится. Я говорю...
— Но уверяю вас! Да и нижнее белье у него стеганое.
— Фу!
— Но послушайте!
— Не начинай, Тру. У меня меховые сапоги. Рассказывай дальше, сынок. На чем ты остановился?
— Я сделал замечательную магнитофонную запись бубенчиков и фыркающих северных оленей. Прошу выслушать меня не перебивая. Я провел некоторые изыскания и убедился, что друидический и тевтонский ритуалы кое в чем совпадают, — быстро говорил Хилари, — а если это и не так, то должно быть так. Поэтому, дядя Прыг, мы услышим, как вы крикнете северным оленям "тпру!", а потом войдете.
— Сейчас я уже не могу очень громко кричать, сынок, — с беспокойством проговорил полковник. — Боюсь, трубного гласа не получится.
— Я подумал об этом и добавил "тпру!" к бубенчикам и фырканью. Катберт крикнул. У него громовой голос.
— Отлично. Отлично.
— На празднике будет тридцать один ребенок и около дюжины их родителей. Ну и обычный состав фермеров и местной знати. А также наемные помощники и прислуга, разумеется.
— Охранники? — спросила миссис Форестер. — Из Того Места?
— Да. Женатые. Двое с семьями.
— Марчбэнкс?
— Если ему удастся вырваться. У них там свои ритуалы. Капеллан варганит нечто довольно безрадостное. Рождество, — ехидно добавил Хилари, — в обстановке абсолютной секретности. Представляю себе: за сигналами тревоги песен не слышно.
— Полагаю, — его тетка отхлебнула изрядный глоток пунша, — ты знаешь, что делаешь. Я, честно признаюсь, не знаю и чую беду.
— Как бы вы ее не накликали, — обронил Хилари.
Вошел Катберт и пригласил к ужину. У него и в самом деле был очень громкий голос.
Глава 2
СОЧЕЛЬНИК
1
Прежде чем пойти спать, все послушали прогноз погоды. Обещали, что снегопад не прекратится ни ночью, ни в сочельник, однако на Рождество погода, видимо, переменится: с Атлантики идет фронт теплого воздуха.
— Когда говорят о фронте теплого воздуха, — заметил Хилари, — я почему-то всегда представляю себе бальную залу, положим, эпохи Регентства, среди танцующих выделяется некая пышнотелая дама с сильно декольтированным фронтом, и стоит гостям глянуть на нее, как им сразу становится тепло.
— Не сомневаюсь, — язвительно заметила его тетка, — что Крессида, став хозяйкой дома, будет вызывать у гостей такую же реакцию.
— Знаете, дорогая тетушка, думаю, вы правы, — серьезно сказал Хилари и, поцеловав тетку, пожелал ей спокойной ночи.
Вечером, вешая платье, Трой обнаружила, что у ее платяного шкафа общая задняя стенка с гардеробом Форестеров. Слышно было, как постукивают
Трой подпрыгнула от неожиданности, когда вдруг услыхала собственное имя. Казалось, его прокричали ей прямо в ухо.
— Трой!Странное имя для христианки.
Из ответа полковника Форестера, доносившегося словно издалека, можно было разобрать лишь несколько слов: "...нет... понимаешь... знаменитость". По-видимому, он отвечал, натягивая рубашку, и голова еще не дошла до горловины. Снова раздался сердитый голос миссис Форестер.
— Ты знаешь, чтоя об этом думаю! — крикнула она, гремя плечиками. — Я сказала, ты знаешь...
Трой самым предосудительным образом приклеилась ухом к стенке платяного шкафа.
— ...не доверяю, — продолжал громкий голос. — Никогда не доверяла, и тебе это известно. — Пауза и заключительный вопль: — ...с тех пор как все было отдано в руки убийцам! Неслыханно! — Снова загремели плечики, и дверь гардероба с треском захлопнулась.
В постель Трой отправилась в некотором недоумении. Что было тому причиной — лукуллов ужин, заданный Хилари и Котеночком, или стечение необычайных обстоятельств, в которых она не по своей воле оказалась, — Трой не могла определить.
Она полагала, что хочет спать, но, очутившись в кровати, не могла сомкнуть глаз. В камине слабо потрескивал огонь, постепенно впадая в тлеющее забытье, за окном легкие Вздохи ветра сменялись время от времени сильными порывами. "Что ни говори, — подумала Трой, — а компания и впрямь подобралась очень странная".
В голову лезли назойливые, но бессвязные мысли, и вдруг ей почудилось, что где-то в темноте раздаются голоса. "Наверное, я все-таки сплю", — решила Трой. В дымоходе зашумел ветер, затем стих, но призрачные голоса, непонятно откуда доносившиеся, остались, словно в телевизоре повернули ручку громкости почти до минимума и полнокровный звук превратился в гнусавую пародию на самого себя.
Трой прислушалась: нет, положительно, под ее окном кто-то стоит. Мужчина... двое мужчин о чем-то негромко переговариваются.
Трой выбралась из кровати, при свете догорающих поленьев подошла к окну и раздвинула занавески.
За окном было не так темно, как она ожидала. Ее взору предстал пейзаж, который наверняка вдохновил бы Джен Эйр взяться за карандаш и бумагу. Облака размело ветром, ярко сиял лунный серп, огромный дом отбрасывал черные тени, геометрическим узором падавшие на мертвенно-бледный снег. Вдали вздымалась холмистая пустошь, прямо под окном торчали разбитые стекла оранжереи. Рядом с развалинами колыхались два фонаря: один из них отбрасывал желтое пятно света на побелевшую землю, второй болтался сбоку от большой деревянной клети, снабженной сделанной по трафарету надписью: "Музыкальный инструмент. Обращаться с крайней осторожностью". Клеть, похоже, водрузили на какую-то повозку, видимо на санки, поскольку скрипа колес не было слышно.