В мое время
Шрифт:
Однажды мы с Инной были в гостях у Зиновия Гердта и его милой жены Татьяны Александровны. И вот за ужином, к слову, неожиданно выяснилось, что Таня – внучка того самого Шустова, а ее мама (она была еще жива) – естественно, его дочь.
Об этом заговорили потому, что они вдвоем недавно побывали в Ереване. Зяма заранее позвонил туда знакомому администратору, попросил устроить им гостиницу и по возможности все показать, тем более что они будут там впервые. И в заключение небрежно обронил, что они вообще-то Шустовы.
Тот возопил: что же ты молчал? Это же наш национальный герой!
На
А водил их по заводу главный инженер. Он рассказал, что ему утром позвонил директор и попросил, поскольку его самого внезапно вызывают в ЦК, принять как следует (очень тепло) дочь и внучку Шустова. А тому послышалось: “Суслова”, и он ответил по-армянски, что, мол, на хрена они мне нужны!.. Директор поразился: что ты говоришь! Он так много сделал для Армении!.. Главный возмутился в свою очередь: Суслов много сделал для Армении? Что же он сделал?.. Какой Суслов! Шустов!..
Шустов? Владимир Сергеевич?
Как их принимали, вы уже знаете.
Зяма родословной своей жены очень гордился.
* * *
1994 год. Международный писательский симпозиум на борту греческого семидечного теплохода “WORLD RENAISSANCE” (“Всемирное возрождение”). Во время одной из портовых стоянок, в автобусе между Эфесом и Пергамом (названия-то какие!) гид, турок грузинского розлива, в конце пути поставил для нас кассету с русскими песнями, записанную им недавно в заштатном парижском кабаке. Исполнение совершенно не профессиональное, а песню “Ты не вейся, черный ворон” какой-то хмырь поет на мотив “За окошком свету мало”.
Вдруг сидящий рядом со мной Чухонцев спрашивает: кто авторы песни “Эх, дороги”?.. Я отвечаю: слова Льва Ошанина, музыка Анатолия Новикова… Он: это официально. А вот говорят, что слова не его, что он их выиграл в карты… Я: чепуха… Олег: серьезный человек говорит – Игорь Виноградов… Я: да полно… Он: песня-то гениальная… Я: ну уж гениальная! Твардовский с Исаковским очень над ней когда-то издевались…
Олег соглашается снизить эпитет на “известнейшая”. Я: да, песня народная…
На моей памяти слухи о якобы присвоенном авторстве той или иной песни возникали неоднократно. Причем, это всегда касалось только стихов. Чтобы объявить себя автором музыки, нужно хотя бы знать ноты.
Что же касается Ошанина (Лева был еще жив), то при его катастрофически слабом зрении трудно было представить себе его играющим в карты, да еще и выигрывающим. А главное, “Дороги” – это явная подтекстовка, то есть слова написаны на уже готовую музыку. Что же мелодию он тоже выиграл?
Песня появилась в сорок пятом, но уже после войны. Исаковский однажды мне рассказал, что Твардовского особенно возмущала строчка: “пыль да туман”. Что-нибудь уж одно – вместе так не бывает. Я возразил: может быть, это просто перечисление. Михаил Васильевич не согласился. “Пыль да туман”, то есть одновременно.
Ну ладно. Давайте посмотрим подробнее.
В первых строках перечисляются, по мнению автора, тяготы,
Далее:
Знать не можешь
Доли своей:
Может, крылья сложишь
Посреди степей.
“Можешь” и рядом “может” – создают ощущение недостаточности отбора. А почему “крылья”? Случайная метафора. Или вот – “степей”. Степь сама по себе, т.е. и в единственном числе, нечто очень широкое в отличие от поля. И в припеве опять “степи”:
Вьется пыль под сапогами
полями…
То есть открытый, бескрайний простор. И вдруг:
Выстрел грянет,
Ворон кружит,
Твой дружок в бурьяне
Неживой лежит.
Нет, это не бой. В бою все вверх дном. А здесь что это за явно одиночный выстрел, который “грянет”? И что это за ворон? (Может быть отсюда – “крылья сложишь”?) Никаких воронов во время боя быть не может. Совершенно очевидно: “дружок” расстрелян. Это что-то вроде “Думы про Опанаса”. Только неизвестно – за что.
Здесь кульминация песни. А дальше – как положено:
Край сосновый,
Солнце встает.
У крыльца родного
Мать сыночка ждет.
Да уж не дождется.
И вот тут следует в который раз подивиться истинной народности песни. Ее явные несуразности, нескладицы не только не мешают, но помогают ей.
Все глядят вослед за нами
Родные глаза.
Попробуйте написать так в прозе, – вам скажут: не годится, неграмотно. А здесь – пожалуйста. Да и концовка:
Нам дороги эти
Позабыть нельзя.
Он хотел сказать: “невозможно позабыть”, “не забыть”. Написалось – как есть. И ведь всех устраивает. Более полувека Россия знает и от души, не сбиваясь, поет эту песню.
Какие там еще карты!
* * *
Был спортивный журналист Аркадий Галинский. Писал главным образом о футболе, знал его досконально, знаком был чуть не со всеми из этого мира. Он обладал редкой наблюдательностью, неожиданностью суждений. Так он заметил, что спортсмены из коллективных игровых видов хорошо играют и в шахматы. Действительно, я вслед за ним обратил внимание на то, что футболисты сборной СССР охотно коротают время за доской (меня приглашал к ним на сборы тогдашний начальник команды Андрей Старостин). А с Анатолием Карповым вполне достойно сражались ведущие наши хоккеисты. Галинский объяснял это развитым комбинационным чутьем тех и других.