В моей руке – гибель
Шрифт:
— Ничего не делал. Сидел здесь.
— Здесь в гостиной? — Колосов посмотрел на дверь. — И ты не слышал никакого шума? Ванная ведь во-он по коридору. И вода там из крана вроде не текла, не шумела. И значит, совсем ничего не слышал?
Иван смотрел на разбитый плеер. Внезапно схватил и с силой швырнул в окно. Раздался звон разбитого стекла. И тут до Колосова дошло.
— Бывает, — пробормотал он тихо.
— Отец на помощь звал, а я…
— А ты «Руби рэп» слушал. Бывает и такое в нашей нынешней
— Он пьян был. Он и сейчас в дупель, — Иван стиснул зубы. — Алкаш несчастный. Они завтра с Магдой в Мюнхен должны были возвращаться, теперь останется, на нервы будет капать.
— Магда — это жена Валерия Кирилловича? Иностранка, что ли?
— Да. А Степка сразу после ужина смылся. Наверное, он и не знает даже.
— Твой старший брат?
— У меня два старших брата. Они близнецы. Двое из ларца, — Иван через силу мрачно усмехнулся. — Два медведя.
— Почему два медведя?
— Бабка нас так звала, давно, в детстве. Три медведя, как в сказке.
— А-а, ясно. С бабушкой вашей я успел познакомиться.
У нее с горя в голове помутилось.
— Она чокнутая последние десять лет. В нашей семейке все чокаются периодически. У каждого свой пунктик.
— Ты не очень-то жалеешь близких, Ваня, — заметил Колосов. — А ведь теперь по большому счету, кроме братьев, у тебя никого больше нет.
— Как-нибудь без этих ублюдков проживу, — Иван вытер слезы рукавом. Вообще-то я не думал, что… что с отцом это так скоро произойдет…
— Что скоро произойдет? — Колосов заглянул ему в глаза.
Иван отвернулся, умолк. Никита отметил, что на некоторые темы мальчишка вообще не желает разговаривать, а других успевает коснуться весьма подробно и зло, несмотря на свое неподдельное горе.
— Так все-таки вспомни поточнее, кто последним пользовался этой бритвой?
— Когда мы приехали сюда — Димка. Но мы только после похорон деда и приезжали… Гости у нас ночевали. Кто-нибудь из них, наверное, и брал.
— Никто не говорил, что там провода оголились?
Иван отрицательно покачал головой.
— Я не слышал. Я редко тут бываю. Когда, — он запнулся, — когда просто нельзя не приехать, как на девять дней например. А сегодня меня отец попросил сам.
— И как же ты в Уваровку добирался? Там машины во дворе — какая из них твоя?
— Я ехал на электричке.
Колосов хмыкнул. Чтобы этот «инфант терибль» из такой крутой семейки и трясся полтора часа в грязном вагоне…
— Что вы на меня смотрите? — Иван нахмурился. — У меня сейчас нет машины. Я ее продаю, почти продал уже.
Меня иногда наши подвозят.
— «Амнезийцы»? Ты уж прости, что я так твоих приятелей зову.
— Ничего. Их тут еще похуже называют, — Иван опустил глаза. Ресницы у него были густые и бархатистые, словно
— Не одобряют родственники твои знакомства, да? Крутые парни эти твои музыканты, наверное, — предположил Колосов.
— Они мне как братья.
— Живете, наверное, вместе?
— Что? Я… да, вместе, — Иван неожиданно покраснел. — Это не то, что вы думаете. Совсем не то.
— А что я должен думать? — Колосов чуть усмехнулся.
— Мы просто квартиру вместе снимаем!
— Я понял. Ты не кричи так. — Никита прислушался: шум, топот, возбужденные голоса. Видимо, «вынос тела» уже «имеет место быть».
Ну что ж, пока все происшедшее — юрисдикция местных правоохранительных органов. Для всех это пока что трагический несчастный случай. Подождем вскрытия.
— Ты, Иван, все же поди, простись с отцом, — сказал он, поднимаясь. Смерть не красит человека, тем более такая страшная. Но все-таки поди, взгляни на него в последний раз. Это правильно будет. По-мужски.
Он протянул парню руку.
Иван помедлил, затем ухватился, и Колосов помог ему встать. Перед отъездом с дачи — на дворе была уже ночь, прохладная, звездная, черная, как чернила, какие выпадают только в самом начале лета, — Колосов кратко посоветовался со Спицыным. Начальник Раздольского ОВД тоже терзался сомнениями, был ли это «несчастный случай». «Хрен их тут разберет, Никита Михалыч, — шептал он. — Семья состоятельная. Сам Базаров — фирмач, тот еще зубр из директорского корпуса, бывший цековец. В „Нефти и газе“ делами управлял, не в керосиновой лавочке. Хрен их знает, что у них тут произошло. Тут наследством пахнет, так что разбираться надо обстоятельно. Подозрительно это: оголенные провода!
Кто ж это их оголил так вдруг? Может, экспертиза что даст, будем ждать, а пока… С братом-то его я побеседовал, пьяница он. Мало толку от такого… Знаешь, что? Давай-ка сынков-близнецов на завтра в отдел выдернем по повестке. Поговорим там, ну и… А то подозрительно: один вообще болтается неизвестно где, другой, видишь ли, в нервном припадке… На вид-то бугай, поросят об лоб бить можно…»
Колосов кивнул: ладно, заметано. Честно говоря, в Раздольске у него была своя работа, Базаровы и их семейные тайны его интересовали сейчас менее всего.
— Придет беда — отворяй ворота, — Спицын приподнял фуражку и вытер платком взмокший лоб. — Четвертый жмурик в районе, жди теперь пятого. И где, в Уваровке! Сиятельный заповедник прежде был — кроме краж из дач, никаких происшествий. Эх, кончилась, видно, тихая Уваровка!
Колосов снова рассеянно кивнул. Уваровка… А ведь Катя, помнится, просила его побывать именно здесь. Ну побывал он, и что? Кто у нее тут знакомый в этом заповеднике? И вообще, что она имела в виду?