В Москве-матушке при царе-батюшке. Очерки бытовой жизни москвичей

Бирюкова Татьяна Захаровна

По отзывам газетных репортеров 1 мая 1756 года в Сокольниках «на гулянье, по причине благополучия погоды, такое великое множество народа находилось, что примечено около тысячи карет, и прогуливались до самой поздней ночи».

Особенным блеском во времена Екатерины II отличались майские гулянья при участии Алексея Орлова-Чесменского.

Один из современников графа так описал его роскошный выезд на гулянье в Сокольники в Первомай 1805 года: «Народ нетерпеливо посматривал к стороне Сокольничьей заставы и, казалось, чего-то нетерпеливо ожидал. Как вдруг толпа зашевелилась, и радостный крик: „Едет! Едет!“ — пронесся по окрестности. И вот началось шествие необыкновенно торжественного поезда, без которого, как тогда говорили, и гулянье 1 мая было бы не в гулянье. Впереди на статном фаворитном своем коне по кличке Свирепый

ехал сам граф Орлов-Чесменский в парадном мундире, обвешанный орденами. Азиатская сбруя, седло, мундштук и чепрак были буквально залиты золотом и украшены драгоценными камнями. Немного поодаль, на прекраснейших серых лошадях, ехали его дочь и несколько дам, которых сопровождали А. А. Чесменский, А. В. Новосельцов, Н. Ф. Новосельцов, князь Хилков, Д. М. Полторацкий и множество других особ. За ними следовали берейторы и конюшие графа — не менее 40 человек, из которых многие имели в поводу по заводной лошади в нарядных попонах и богатой сбруе. Наконец, потянулись и графские экипажи: кареты, коляски и одноколки, запряженные цугами и четвернями одномастных лошадей. Этот поезд графа Орлова, богатого, знатного, тучного и могучего вельможи, с такой блестящею свитою, с таким количеством нарядных служителей, с таким множеством прекрасных лошадей и разнородных экипажей, представлял, действительно, необыкновенно восхитительное зрелище и не мог не подействовать на толпу народную. Московская аристократия, для отдохновения во время катания, раскидывала красивые палатки, где сервирован был чай и подавался десерт».

А вот как описала гулянье поэтесса 1840-х годов, не оставившая истории своего имени:

…Здесь в Сокольниках у васМая первого гуляетВся Москва. Тогда бываетЗдесь до тысячи карет,А народу — счета нет…И тогда там тьма затей!Накануне, кто желает,Здесь палатку разбиваетИ потом с своей семьейНа гулянье, как домой,Едет он и там хлопочет.И к нему, кто только хочет,Из знакомых, все идут.Отдыхая, кофе пьют.А хозяин — в восхищенье.Беспрестанно угощенье;Всем гостям своим он рад.Пред палаткой — кресел ряд,В них усталые садятсяНа проезжих любоваться,Отдохнуть в тени дерев;Экипажи — в шесть рядов…

Подобное гулянье, как, впрочем, и другие, с разъездом экипажей, были удобными случаями показать себя, прихвастнуть запряжкой лошадей, очень модных в то время у знати.

В праздничный день Сокольничья роща многие годы представляла из себя прелестный городок, оглашавшийся музыкой оркестров, хорами, песнями цыган. Потехи временных балаганов забавляли толпы прогуливавшихся. Все были нарядно одеты.

То действо устраивалось в городе. У поселян же 1 мая, с Еремея-запрягальника, принято было выходить на весеннюю росу пахать поле. По майской погоде непременно примечали и загадывали, каков будет урожай хлеба и сена, чтобы зимой не пришлось крестьянам маяться. Не принято было в это время справлять свадьбы, по причине того же возможного в будущем пожизненного «маяния».

Разные приметы, как правило, были хорошими. А потому приходу мая везде радовались. Первомайские старинные «маевки» не предвещали никакой революции…

Семик

К Троицыну дню, как считается в народе, происходит ежегодное обновление жизни природы.

В. Верещагин. «Отступление армии Наполеона из Москвы в 1812 г.». 1880 год

Народный праздник Семик, или Тюльпа, приходится на четверг в седьмую неделю после Пасхи. Вся неделя носит название семицкой, или, иначе, русальной, зеленой, клечальной.

Семик у русского народа издавна соединялся

с поминовением усопших. По представлениям некоторых народов, души умерших возвращаются на землю в промежуток времени между Пасхой и Троицей (Пятидесятницей). Говорят, что покойники бродят по кладбищам, особенно много тех, что насильственно закончили свое земное существование. Для упокоения их душ уже во вторник на семицкой неделе народ шел к ним на могилы, где устраивал «задушные поминки». В среду справлялся обычай поминовения усопших на убогих домах, божедомках, скудельницах.

Так же, как на Фомину неделю, в четверг (сам Семик) и в субботу после Семика люди с почтением ходили на родные могилы.

Эта суббота называлась «клечальною». Говорили, что демонические существа — русалки — насмерть могут защекотать всякого, кто вздумает в это время купаться в реке. Чтобы противодействовать их влиянию на человека, под вечер семицкой субботы поселяне собирались вместе, шли в рощи, леса, на берега рек и прудов. Там пели песни, величали березу. С наступлением же ночи многие из них бегали за селом по полям с метлами, махали ими и кричали: «Догоняй, догоняй!» Это были проводы русалок.

Встревоженный русалками, «водяной дедушка» начинал ровно в полночь поднимать волны реки высотой с гору. Чтобы умилостивить его, придумали раскладывать по берегам костры, собираться вокруг них и петь песни. Под обаянием чудных народных мелодий «дедушка» успокаивался, вода снова входила в свои берега. Поэтому со следующего дня можно было уже безопасно купаться в реке, озере, любом другом водоеме (в некоторых местностях этот обычай смещался до Иванова дня).

В лесах завивали в венки растущие березы. Это делали так. Сначала березу раскачивали, ловили какую-либо высокую ветвь и связывали ее с ветвью близ стоявшего дерева. Так и получался «венок». Затем девушки попарно проходили под этими ветвями три раза, обменивались легкими поцелуйчиками, кумовались и менялись крестиками. Венки оставались завитыми целую неделю. Долго к деревьям никто не подходил, их даже обегали стороною, так как говаривали, что на завитые венки садятся русалки, качаются и ждут неосторожного прохожего, чтобы защекотать его до смерти. Сами же русалки стыдятся ходить по земле нагими. Они просят одежд, какие носят девушки. Поэтому, если молодка увидит русалку, почувствует ее просьбу, то, не медля, должна бросить ей платок, оторванный рукав, лоскут платья. Иначе ее в то лето ожидает смерть.

Спустя неделю, в воскресенье за Духовым днем, девушки снова отправлялись в лес. Здесь они попарно проходили с песнями под венком три раза, развивали венок. Русалки, натешившиеся и умилостивленные, исчезали куда-то по своим делам.

Семик посвящался обрядам отдания религиозного долга покойникам на скудельницах (от слова «скудость», «убожество»). Скудельницами называли урочища, пригородные местности, откуда брали для промыслов глину. Изрытые места были неудобны для землепашества, других хозяйственных нужд, для произрастания растительности. На этой непригодной земле погребали странных, иноплеменных убогих людей. Такую землю вблизи городов часто использовали при массовых захоронениях после войн и эпидемий. Сюда вывозили умерших из убогих домов и божедомок, а также тех, кто умер насильственной смертью и не имел родственников и средств для похорон.

В Москве убогих домов было много. Из них наиболее известными считались: на Пречистенке (у Мертвого переулка), за Серпуховскими воротами (у Котлов), за Таганкой (Божедомский Покровский монастырь) и самый популярный Убогий дом — на Самотеке (район современной улицы Божедомки).

В Семик из ям при убогих домах собирались накопившиеся за долгую зиму трупы неизвестных и никому не нужных людей, и всем людским миром на собранные средства погребались в скудельницах. Над ними священники служили панихиды.

Огромное количество трупов было свезено в скудельницы Марьиной рощи заключенными во время московской чумы и после освобождения Москвы от французского нашествия. Их там сожгли. Говорили, что в те страшные годы весь этот район стоял то в дыму, то — в огненном зареве…

К празднованию Семика обыватели пекли караваи, снова красили яйца, но только в желтый цвет (в отличие от красных пасхальных). Потом яйцами обменивались, и их оставляли разбитыми на могилах.

Почему яйца были желтыми? По преданию, именно желтый цвет знаменовал печаль по убиенным младенцам (вместе с ними — по несчастным).