В начале пути

Никитчук Иван

Только мама это успела проговорить, как во двор вбежал Володя, сын дядька Романа, парень лет шестнадцати. Весь в слезах, с перекошенным лицом и перепуганными глазами.

– Дядьку Игнат, батька и маму бандеровцы застрелили…

– Спокойно, Володя, – сказал батько, взяв его за плечи. – Рассказывай, что случилось.

– Мы пошли на свадьбу Пелипчуков, нашего кума, – сквозь слезы стал рассказывать Володя. – Батько там, конечно, выпил. Мама уговорила батька пойти домой проспаться. Я пошел с ними. Они легли отдыхать в сенцах, а я лег на печи в хате.

Не прошло и часа, как через окошко в сенцах с автомата расстреляли сонных батька и маму. Я очень испугался, спрятался на печи, набросав на себя всякое тряпье. После этого бандеровцы выбили дверь и вошли в хату. Забрали одежду батька военную, его награды и оружие. Выходя, они еще два раза выстрелили в маму, добив ее. Батько и мама лежат в крови. Я боюсь туда возвращаться.

– Эх, Роман, Роман! – проговорил отец. – На фронте выжил, так дома убили. Предупреждал я тебя быть осторожным. И зачем тебе было взваливать на себя эту должность председателя сельского совета? Не помогли тебе ни карабин, ни гранаты…

– Игнат, – перепуганным и дрожащим голосом отозвалась мама, – что делать будем?

– А что делать, Гриппо? Надо идти, не могут же они лежать в крови. Где Клим? Пойдем с ним вдвоем, приведем их в божеский вид, завтра надо хоронить.

– Ой, боюсь я, Игнат, они и вас могут сейчас убить. В засаде, наверное, сидят и следят за хатой.

– Будь что будет, ведь это брат родной. Надо идти… Клим, пойдешь со мной?

– Пойду, батьку, – отозвался Клим не совсем уверенным голосом.

– Подождите, – сказала мама, – я сейчас что-нибудь из одежды подберу. Вряд ли вы там найдете что-то подходящее. Галя такая хозяйка…

– Давай, Гриппо, только побыстрее, уже совсем темно, – попросил батько.

– Володя, – обратился батько к стоящему в оцепенении племяннику, – сынок, сбегай к Кухарчику, плотнику, ты его знаешь, попроси его сделать два гроба к завтрашнему дню, скажи, что я ему заплачу.

Володя, вздрогнул от этих слов и ничего не ответив, направился в сторону усадьбы Кузьмы Кухарчика.

Через несколько минут мать дала батьку узел с одеждой, и они с Климом, сев на велосипеды, уехали на другой конец села к хате дядька Романа.

Подъехав к хате, они сошли с велосипедов, прошли через калитку и очутились на подворье. Было тихо, в сгустившихся сумерках слышался где-то лай собаки. Рядом в безмолвии темнел лес. Хата Романа стояла с раскрытой входной дверью, как большая голова с открытым в немом возгласе ртом. Батько перекрестился и направился к открытой двери.

Они вошли в сенцы, ничего не различия в темноте.

– Клим, – сказал батько, – пройди в комнату, найди лампу, зажгли ее и приходи с ней сюда.

Когда Клим вошел с зажженной лампой в сенцы, перед ними открылось ужасное зрелище. Роман лежал на спине с прострелянной грудью. Лицо его было спокойным, казалось, что он просто спит. Нижнее белье на нем, пропитанное кровью, резко контрастировало с бледным лицом.

Галя, еще молодая и красивая женщина, лежала на боку. У нее была рана на животе и простреляна голова. Лужа крови

вытекла из-под кровати.

– Клим, – сказал батько, – их надо перенести в комнату. Там мы с них смоем кровь и сменим одежду. Не бойся, сынок, мертвые ничего плохого живым не могут сделать.

Через часа два неприятные хлопоты были закончены. Роман и Галя в чистой одежде лежали рядом на кровати в углу комнаты.

– Кажется, все, – сказал батько, – жаль, что не захватили с собой бутылку водки. Какая глупая смерть! Тридцать пять лет всего. Ему бы жить да жить… Давай закроем хату да поедем домой.

Приехав домой, они застали всех домашних за столом, на котором стоял горшок с картошкой, глечик с молоком, нарезанный хлеб и неначатая бутылка водки. Были здесь и дети Романа – Володя и Оля, девочка лет четырнадцати.

– Ну, как там, Игнат? – спросила мама.

– Убиты, – ответил батько. – Все унесли бандиты. Мы с Климом подготовили Романа и Галю к завтрашним похоронам.

– Володя, ты был у Кухарчика? Сделает он к завтрашнему дню два гроба? – спросил батько.

Володя снова вздрогнул и, кивнув головой, ничего не сказал.

– Ну, ладно, – промолвил батько, – давай, Гриппо, помянем брата и Галю. Открывай бутылку, давай стаканы, я сегодня считай целый день голодный.

Мать усадили всех за стол, положила каждому в тарелку по две картофелины, налила детям молока. Батьку и себе налила по полстакана водки.

– Кушайте, дети, – сказала мать, – тяжелое нынче время, но и его надо пережить. Володя и Оля, кушайте, теперь мы одна семья. Жить будете у нас. Где четверо детей, там и шестеро поместятся.

Володя и Оля посмотрели на маму грустными глазами, и губы их задрожали.

– Ну-ну, – сказала мама, – только не плакать, все будет хорошо, кушайте.

Дети принялись за еду, а мама с батьком молча подняли стаканы с водкой и молча выпили.

После ужина батько, осмотрев детей, промолвил тихим голосом к Климу:

– Сынок, съезди к дядьку Сидору, пусть он завтра придет, поможет хоронить Романа. Он ведь тоже брат ему.

Клим, надев пиджак, сел на велосипед и уехал на другой конец села, где жил еще один из трех братьев, дядько Сидор.

– Как бы дать знать в район, в Сарны, – промолвил батько, – все же председателя сельсовета убили, представителя власти. Ума не приложу.

– Ночь на дворе, какой район? – сказала мама. – Да и расстояние не маленькое, двенадцать километров. И чем поможет район, воскресит мертвых?

– Не воскресит, конечно, но похороны пройдут спокойнее, – сказал батько, – бандиты не посмеют сунуться.

– Дядьку Игнат, – дрожащим голосом отозвался Володя. – Дайте мне велосипед, я поеду в Сарны.

– Володя, темно, лесом надо ехать. Заблудишься или на бандитов наткнешься, – проговорил батько.

– Не наткнусь, я знаю тропку в лесу, проскочу.

– Хорошо, – подумав, сказал батько, – бери велосипед и езжай в райсовет. Знаешь, где он находится? На улице Ленина.

– Знаю, – ответил Володя, – не беспокойтесь, найду.