В начале жатвы
Шрифт:
— Охо-хо! Да ведь это же я под водой! — сказал он и... проснулся.
...И на другой день он подстерегал Авдулю. Выйдет на усадьбу за хату, чтоб не видно было со своего двора, и стоит, любуется Апанасовыми владениями. Бедно живет сосед. Хата покосилась, крыша вся в плесени, как в коросте; хлев короедами поточен, и уже труха сыплется; навес над дровяником худой, да и сам забор вокруг двора чудом только не падает, подпертый тут и там кольями. Зато буйно оплела его ботва тыквы, куда ни глянешь — горят крупные желтые цветы. Напрасно ждет Иов. Не показывается молодайка. Лишь изредка мелькнет за окном ее озабоченное лицо...
Отважился
4
До смолокурни Иову идти дольше, чем всем его товарищам. Те живут не так уж и далеко, а Иов — у черта на куличках, верст тридцать в одну сторону приходится отмахать. Потому он всегда выходил из дому в воскресенье после обеда. К вечеру добирался до смолокурни и ночевал тут один, надежно запершись, — остальные приходили в понедельник поутру. Обычно лежал Иов, дремал, вслушивался в шум леса — вековечный, исполинский шум, — и ему начинало казаться, что нет на свете ничего более могучего, чем лес. Он и накормит, и напоит, и обогреет, и прибежище и заработок может дать. И потому невольно проникался Иов каким-то почтением к лесу.
Так было и на этот раз. Лежал Иов на нарах и думал свою давнюю думу, а лес за стеной шумел и стонал, как всегда. Солнце недавно зашло, в ночлежной царил серый полумрак, только в маленьких окошках едва-едва розовели отблески далекой зари. Вдруг Иов вспомнил, что в субботу новый смолокур ходил на лесное озеро и разбросал там свои крючки с насадкой.
«Нужно бы сходить поглядеть, — подумал Иов. — Что это будет за рыба, если она в воде почти двое суток на крючках просидит!»
Встал Иов, вышел за дверь, захватил с собой увесистый кол и направился к озеру. Шел он быстро, потому что темнело прямо на глазах. И все же не рассчитал: уже на полпути понял, что ночь наступит раньше, чем он попадет на озеро. Нужно было подумать о другом: как не заблудиться и найти дорогу назад.
Правда, особенно тревожиться было нечего — в лесу смолокуру каждый куст знаком. Стал Иов налегать на свой посошок, чтоб побыстрее добраться до нар. И вдруг далеко-далеко, в самой лесной глухомани, там, где было больше всего выворотней и глубоких нор, мелькнул и исчез огонек!
Иов так и присел. Вспомнился вчерашний сон. «А что, если и впрямь что-нибудь такое случится?» — невольно подумалось ему. Однако в руках у него был надежный кол — бояться как будто не стоило. «Можно отбиться, если что», — подумал Иов и стал осторожно пробираться в ту сторону. Еще раз мелькнул огонек и исчез во мраке.
Иов шел медленно, ощупывая лаптями землю под ногами, чтобы не хрустнул сухой сучок. Несколько раз он останавливался, готовый повернуть назад, но любопытство все же брало верх. Наконец он продрался сквозь густую чащу, перелез через несколько выворотней и с пригорка стал глядеть вниз — туда, где были знакомые ему норы. Темная большая тень внизу качнулась, отступила, и Иов увидел в норе обыкновенный фонарь, подвешенный у свода. В норе, просторной, как землянка, сновали тени — там были люди. Снова качнулась большая тень — и снова стало темно.
— Охо-хо! — бормотнул себе под нос Иов. — Да это же не иначе разбойники!
Он смекнул, что вход в нору чем-то завесили и ему отсюда ничего
«Деньги прячут!» — сразу догадался он.
Но поди узнай, где прячут. Нор — и вымытых дождями, и прорытых лисами да разным другим зверьем — в этой песчаной ямище до черта. Попробуй найди потом!
Иов отошел на добрых полверсты и стал подбираться к яме с другой стороны — со стороны того пригорка, под которым были норы.
Он шел от дерева к дереву, неслышно взобрался на пригорок, у самого обрыва лег на живот и глянул вниз, в темноту.
Там ничего не было видно. И вдруг совсем близко, почти рядом, Иов услыхал человеческие голоса. Он прислушался: из-под земли доносился звук шагов, лязг металла, какой-то стук.
«Яму копают, — решил Иов. — И нора как раз где-то здесь, подо мной».
Он отполз немного в сторону, свесил голову с обрыва и почти у самого лица увидел узкую полоску света, пробивавшуюся через небольшую щелку. Нетрудно было догадаться, что это и есть вход в нору. Чтобы не проходил свет, вход был завешен звериной шкурой. Иов еще сильнее перевесился, протянул руку, нащупал угол шкуры и легонько отвернул его. Внизу горел свет, мелькали тени, слышались приглушенные голоса. Иов еще больше отвернул шкуру и прильнул глазом к щелке. Теперь можно было отчетливо видеть все, что делается в норе.
Пригляделся Иов — и чуть не полетел вниз от неожиданности. Он увидел новичка-смолокура, Мефодю, Томаша и еще одного — незнакомого старика, лысого, без кепки, в черном пиджаке и таких же брюках, в городских ботинках. На переносице у него поблескивали очки в металлической оправе. Чем же занимались эти люди? На земле, у их ног, высилась большая стопка белой бумаги. Старик в очках взял чистый лист и аккуратно положил его на черную доску, укрепленную рядом на скамье. Потом так же аккуратно накрыл бумагу куском войлока. Новичок, Георгий Тыяновский, прижал все это сверху тяжелым железным брусом. Почти тотчас же брус подняли, сняли войлок. Георгий взял лист в руки, перевернул его — и Иов еще раз чуть не полетел в яму: на листе, только что чистом, красовались большие и маленькие буквы.
Старик в очках удовлетворенно улыбнулся.
— Если и дальше так пойдет, — сказал он, — к утру мы эту стопку, — он кивнул на чистую бумагу, — прикончим.
— Обязаны прикончить, — сказал Георгий. — Послезавтра все это должно быть в губернии, на каждом рабочем станке. Чтобы стачка началась дружно, как по команде.
Он протянул лист Мефоде, и тот положил его в окантованный ящик, стоявший в углу.
— А тебе нужно все-таки поглядывать в оба, — сказал старик, обращаясь к Томашу. — Не ровен час...
— Глядел, — ответил тот. — Да нечего беспокоиться: сюда никакой черт не заберется.
— А вдруг этот самый... Иов?
— Спит без задних ног, — усмехнулся Томаш. — Он чертей боится, ночью его в лес калачом не заманишь.
Старик проворно схватил блестящий от краски валик, провел им по доске — она стала еще черней — и снова наложил чистый лист...
Кровь гудела в висках у Иова. Ничего не понял он из того, что видел и слышал. Одно было ясно: здесь делается что-то опасное, важное, запрещенное, и новый смолокур, как видно, вовсе никакой не смолокур, а нечто другое, побольше. И еще было ясно, что не стоит совать нос в это дело. Лучше промолчать — кто их знает, что они задумали!