Шрифт:
Ричард Бах
В награду -- крылья.
Я никогда не слышал ветра.
Открытые кабины, летающие калоши и пучеглазые летческие очки канули в Лету. Кабины ныне -- музейные экспонаты: изысканный интерьер, кондиционеры, солнцезащитные стекла et cetera. Я обсасывал эту мысль достаточно долго, но, в конце концов, она потонула в бередящей душу предрешенности. Нам приходится принимать возросший комфорт и всепогодность современной легкой авиации. Но разве ЭТО
Полет -- это свист ветра, воздушные ямы, запах бензиновых выхлопов и рокот двигателя. Полет -- это облачная влага на щеке и пот под шлемом.
Я никогда не летал на аэропланах с открытой кабиной. Я никогда не слышал ветра, запутавшегося в распорках крыльев. И мне никогда не приходилось осознавать, что меня от земли отделяет только ремень безопасности. Я мог обо всем этом лишь читать. Научно-технический прогресс обрек нас на бесцветное существование; неужели мы всего лишь люди, перевозящие груз из пункта А в пунтк Б по воздуху? И что мы волнуемся единственно рассказывая как нужно отцентровывать стрелочки при посадке по приборам? И что мы балдеем каждый раз, сверяя показания этих приборов с точностью до плюс-минус пятнадцати секунд?
Конечно нет. Разумеется, все это посадочное оборудование и сверки занимают важное место. Но неужели мокрая от пота задница и ветер в распорках не имеют права на свое место?
Есть ветераны о толстых полетных журналах что бросают это дело, налетав по десять тысяч часов. Они стараются забыть само ощущение полета. Но оно возвращается к ним всякий раз. Испытано жизнью.
Это не для меня. Первым в 1955 году я оседлал "Ласкомб 8Е". Уже никаких открытых кабин, никаких распорок. А ведь мы были новичками. Самолет этот был громыхающим чудовищем. Тем не менее он был способен пребывать над кышащей автострадой. И мне даже казалось, что я летаю.
Потом я увидел "Ньюпорт" Пауля Манца. Я трогал дерево, ткань и распорки и балдел. Эта штуковина позволила моему отцу сверху наблюдать за войнушкой в земной
Военно-воздушные силы научили меня летать на современных самолетах в наилучшей манере; попробуй только не обращать внимания на указатель скорости. Ну, и я летал. На "птичках" и 86ых, на "С-123" и "F-100". И ветер никогда не шебуршился у меня в волосах. Да и как? Это же ему какой путь проделать надобно. Сначало через колпак ("ВНИМАНИЕ -- не открывать на высотах больше 50 узлов по стандарту Национального аэронавтического института"), потом через шлем ("Господа, квадратный дюйм этого фибростекла способен выдержать восьмидесятифунтовый удар"). Кислородная маска и наглазник довершают мое отделение от возможных контактов с ветром.
Вот так оно сейчас. Можете и не браться воевать с "МИГами" на SE-5. Но дух "пятерки" никогда не пропадал. Согласитесь. А после того, как я посажу мою "F-соточку (вырубаешь мощу как только главное шасси касается бетонки, клюеш носом, выбрасываеш тормозной парашют, жмеш на тормоза пока не перестанеш ощущать скольжение), почему я не могу пересечь узенькую полосочку травки и не полетать на "раме" "Фоккере D-7" с полутора сотнями современных лошадок на морде? Я бы дорого дал за такую возможность.
Моя "сотка" очень резво перемахивает за один "мах", но я не чувствую этой скорости. На высоте сорока тысяч футов скучно-однообразный пейзаж еле плетется под топливными баками, словно я и вовсе не выползал из двадцати пяти миль в час. "Фоккер" же с трудом делает сотню миль с небольшим хвостиком, но происходит это всего в пятистах футах от земли, да ты еще впридачу почти голый на ветру. Кайф! Деревья и кустики не смазываются высотой и скоростью. И что самое главное, спидометр никогда не зашкалит, как это частенько бывает за "махом". И ветерок шумит сам по себе и говорит мне когда нужно слегка наклонить нос и приготовиться прыгнуть на штурвал, ведь этот самолетик не умеет приземляться самостоятельно.
"Мужик, ты чего, собрался построить "раму" с современным движком?
– спросите вы.
– - Так ты за такие бабки можешь заполучить целого четырехместного красавца!"
Да на хрена мне тот четырехместный дерьмовоз?! Я летать хочу!