В небе — гвардейский Гатчинский
Шрифт:
Улетевший в разведку экипаж через каждые 10 минут сообщал сведения о погоде: на маршруте низкая облачность, местами переходящая в туман, изморозь, плохая горизонтальная видимость, в облаках обледенение. Некоторое время радиограмм экипаж не передавал. Затем Кулаков сообщил: «Цель закрыта низкой сплошной облачностью и туманом, бомбы сбросил, возвращаюсь», И снова каждые 10 минут стал передавать данные о погоде.
После прилета все члены экипажа Ивана Кулакова — штурман Арутюнов, второй пилот Гришин, радист Тюкин, борттехник Доленко, стрелки Фитенко и Малоянов — вместе со своим командиром
— Куда же вы бомбы сбросили, цель ведь закрыта? — строго спросил штурмана полковник Божко.
— Решили бомбы домой не везти. По расчету времени и курсу зная, что мы где-то в районе цели, немного «поныряли» в облаках и обнаружили Котельниково, к тому же гитлеровцы сами помогли нам: обстреляли нас. Тогда мы набрали высоту семьсот метров и, руководствуясь расчетами, сбросили фашистам рождественские подарки. Снизились, сделали кружок: кажется, попали. Видели красное пятно на облаках, думаем, от пожара.
— И то дело. А теперь — отбой, все на отдых, — распорядился Божко и ушел на доклад к командиру дивизии.
— Жаль, что сегодня не слетали. Мои ребята постарались, интересные поздравления фашистам с рождеством Христовым на бомбах написали, — сказал инженер полка Пургин и торопливо зашагал вслед за командиром.
Прошло несколько дней, и мы узнали, что одна из четырех двухсотпятидесятикилограммовых бомб, сброшенных в ночь под рождество по расчету молодого штурмана Ваграма Арутюнова, угодила в здание, где проходило служебное совещание. В результате взрыва было убито несколько десятков гитлеровских офицеров и генерал.
Всему экипажу Ивана Кулакова командование объявило благодарность. На это инженер-капитан Пургин отреагировал по-своему:
— Все-таки одно из наших «поздравлений» вовремя дошло до адресата. Жаль только, что не все.
Иногда и в декабре, случалось, круглые сутки стояла отличная погода; тогда мы старались наверстать упущенное и с вечерних сумерек и до рассвета непрерывно вели боевую работу.
У нас в эскадрилье установилась традиция: отмечать тех, кто совершил пятьдесят и сто боевых вылетов. В их честь мы устраивали небольшой митинг, заканчивали чествование торжественным ужином.
Первым, кто выполнил в эскадрилье сто боевых вылетов, был экипаж старшего лейтенанта Маркова: младший лейтенант Иващенко, бортмеханик Вакуленко, стрелки-радисты Холявинский и Афанасьев.
Свой сотый вылет этот экипаж совершил 11 декабря.
К прилету товарищей в столовой для нашей эскадрильи был накрыт отдельный, празднично убранный стол.
Мой замполит Алексей Иванович Борисов, инженер авиаэскадрильи Анатолий Георгиевич Литвиненко и я встретили Маркова и его боевых товарищей на аэродроме, поздравили с сотым боевым вылетом. Все, кто был в это время на стоянке самолетов, присоединились к нам. В честь экипажа Маркова были написаны поздравительные транспаранты, редколлегия под руководством секретаря парторганизации Ф. Е. Шабаева выпустила боевой листок.
В ходе чествования мы с Борисовым рассказали о боевом пути экипажа Маркова, призвали личный состав эскадрильи брать с него пример, организованнее, с большей отдачей сил проводить боевую работу, совершенствовать летное мастерство и тактические приемы
Матвей Григорьевич Марков, прибывший в полк из ГВФ, был человеком в зрелом возрасте, спокойным и неразговорчивым. Если он вступал в разговор, то свои мысли излагал коротко и убедительно. Летчиком он был прекрасным, на боевые задания летал с большой охотой, при этом проявлял смелость, решительность и отвагу.
Матвей Григорьевич был крайне растроган и взволнован вниманием, которое оказали ему боевые товарищи, но и в этот вечер настроение у него было не «юбилейное». В конце ужина он попросил слова:
— Дорогие мои друзья и товарищи. Большое спасибо вам от всего нашего экипажа и низкий поклон за то, что так высоко оценили наш скромный боевой труд. Обещаем вам воевать еще лучше. Вражьи полчища у Волги зажаты в кольцо, отступать им уже некуда, надо еще крепче бить врага. Нашим боевым вылетам часто мешает погода, поэтому, когда погода хорошая, необходимо удвоить и даже утроить интенсивность полетов. Вот я и предлагаю: в те редкие ночи, когда погода позволяет нам летать, делать не один, а три боевых вылета да брать большую бомбовую загрузку, а горючего поменьше. Летаем-то мы недалеко, два с половиной, три бака бензина нам хватит, а за счет этого можно взять больше бомб.
— Бомб больше четырех не подвесишь, больше бомбодержателей на самолете нет, да и ночи на три вылета не хватит; ночь — она не резиновая, — перебил Маркова кто-то.
— Хватит и тех бомб, что имеем, только вместо четырех по двести пятьдесят килограммов подвесим две полутонных и еще две по двести пятьдесят — на полтонны уже больше. Это вариант на случай, когда цель малых размеров, а если цель имеет большую площадь, мы такие цели обычно и бомбим, то можно взять малокалиберных бомбочек — полтонны, а то и тонну в ящиках, загрузить их в фюзеляж, в грузовую кабину, — и сыпь их на головы фрицев: вот тебе второй вариант. Мы со своим экипажем даем вам слово: так и дальше воевать.
Предложение Маркова нашло дружную поддержку у коммунистов и комсомольцев, которые в первую же ночь с хорошей погодой сделали по два вылета, а экипажи Маркова, Засорина, Кулакова и Дрындина — по три. Значительно была увеличена бомбовая нагрузка, опытные летчики за счет горючего брали дополнительно более полутонны мелких осколочных бомб, которые борттехник с радистом сбрасывали через дверь в фюзеляже.
Так в нашей эскадрилье зародилось движение за производство трех боевых вылетов в ночь, в него затем включился весь полк.
Во вторую половину ноября часть самых опытных экипажей полка была перебазирована на полевой аэродром под Большой Каракуль и начала интенсивную боевую работу по обеспечению горючим и боеприпасами наших мотомеханизированных и танковых частей под Сталинградом.
Это были очень сложные полеты. Летчикам приходилось максимально загруженные машины сажать на небольшие площадки, а то и просто в поле, где из-за отсутствия горючего и боеприпасов останавливались танковые части. Там же экипажи забирали раненых и перевозили к себе на аэродром, откуда наша медицинская служба эвакуировала их в госпитали.