В небе только девушки! И… я
Шрифт:
– Кабину бы надо вам герметизировать.
– Ну, это ж только на заводе.
Я доложился о том, что видел на маршруте и передал «воспоминания» обоих. Генерал передал бумаги адъютанту и тот унес их в разведотдел ВВС фронта. Обед был просто шикарный. Повара генерала расстарались на всю катушку. После обеда принесли расшифрованные снимки. Аппаратура сработала штатно. Я по курсу и высоте не рыскал. На этом праздник кончился, и Федор Яковлевич засобирался к начальству. Нам приказал по готовности машины перелетать обратно в Воронеж. Так что, особо и не поговорили. Подошедшего чуть позже Красовского командующий прихватил с собой, и его самолет, в сопровождении шестерки «Яков», пошел куда-то на север. Мы вернулись в дежурную комнату отдыха, собрали
– Нас это, пока, не касается.
Мы подошли к стоянке. Настя ходит с трудом и медленно. Самолет готов, оставив Настю в машине, прошел на КП и получил разрешение на перелет. Подготовил машину, и мы взлетели. Лететь недалеко. Передали «птичку» в руки Василия Ивановича и побрели домой. Я лежал на спине, и никак не мог уснуть, на соседней кровати мирно посапывала штурман. Сегодня уже 11 апреля. Медленно, очень медленно развиваются события, можем не успеть. Глядя в тщательно выбеленный потолок дома, пытаюсь уснуть, но, что-то тревожно на душе. Кто хлопает дверью и осторожно стучит в дверь комнаты. Встаю, накидываю гимнастерку, влезаю в галифе. Открыл дверь. Посыльный из штаба ПВО.
– Товарищ капитан, Вас вызывает капитан Байбородько.
– Сейчас буду. – закрываю дверь, и толкаю Настю.
– Подъем! Иди ужинать! И в штаб.
– Какой ужин? Не хочу ничего, у меня нога болит.
– Тогда к врачу, и получи у него освобождение от полетов.
– Опять полеты! – она открывает глаза, тянется, как кошка, и на одной ноге скачет к зеркалу, посмотреть, что у нее с лицом творится. Рожи у нас обоих разнесло знатно.
– Настя, не придуривайся, в санчасть! – приказал я и двинулся на выход. Вместе с посыльным дошли до Хоперского. По дороге тот все интересовался, что у меня с лицом. Узнав, что я обморозилась, удивленно присвистнул. Я вошел в штаб и доложился. Капитан, тоже уставился на мою морду.
– Что с Вами, Александра Петровна.
– Обморозились, и я, и штурман.
– Жаль! У врача были?
– Нет, помощь мне оказали в Бутурлиновке. Сюда перелетели три часа назад, пытались поспать, но прибежал Ваш посыльный.
– По сведениям разведки, готовится большой налет на город, в Коммунарах село два гешвадера Юнкерсов.
– Я это видела. Я привезла эти снимки, и там не «Юнкерсы», а «Хейнкели». И стоят они там давно. Это они к нам летают.
– Так вы получать освобождение от полетов будете?
– Я – нет. Может быть, его штурман получит. Она хромает сильно, пальцы ног поморозила.
– Ну хорошо, постараюсь обойтись имеющимися средствами. Вам, Александра Петровна, сегодня телефон проведут. Самолет к вылету готов?
– Повреждений не имеет. Ведется послеполетное обслуживание. – видя, что я отвечаю стандартными и абсолютно незаинтересованными фразами, майор понял, что просто напрасно вытащил меня из постели, чтобы поделиться пришедшими разведданными, источник которых стоял у него перед глазами. Что-то еще пробормотав, он отпустил меня ужинать. В летной столовой все собрались возле нашего столика и обсуждали с Настей, где она сумела так повредить свою физиономию. Она притащилась в столовую в одном сапоге и тапочке, с перевязанной «лапкой». И с удовольствием демонстрировала свою лодыжку, давая всем желающим ее потрогать и погладить. Сборище больных спермотоксикозом было угрожающе большим. Они не сразу сообразили пропустить меня к моему столу. Потом зашикали друг на друга, и аккуратно расползлись по соседним, ехидно посмеиваясь надо мной. Я у них сочувствия и участия не вызывал. Подумаешь, морду отморозила. Но, официантка Аня Полежаева, к концу ужина, принесла и поставила на стол довольно большую банку гусиного жира. Я полез в карман за деньгами, но Аня категорически отказалась брать деньги.
– Это – домашний, мы с мамой гусей держим. Я специально домой сбегала. Это Вам, товарищ капитан, и Настеньке. Нас тут женщин много, – она показала рукой в сторону кухни, – но, летаете только вы.
Я помахал рукой в сторону раздачи,
Ночью был налет, но не на Воронеж, а на аэродром в Бутурлиновке. Нас по тревоге не поднимали, несмотря на то, что я освобождения от полетов не получал. Утром прибыло начальство, ввалились прямиком к нам в хату, с подарками из Москвы, и поинтересоваться, когда сможем повторить полет.
– Я – хоть сегодня, а лейтенант Афанасьева временно отстранена.
– Ну, штурмана мы тебе найдем!
– Не надо никого искать! – тут же завелась Настя, – До самолета дохромаю, или подвезут, а сидеть в кресле я могу.
– Нет, Настя, что я с тобой делать буду, если нас собьют. Давайте замену.
Во второй полет пошли в то же время, штурманом полетел капитан Волгарев, из 47-й ОКАЭ, у него был небольшой опыт высотных полетов. Приказано посмотреть еще глубже у противника, включая станции и мосты через Днепр. Ставка требует разобраться с резервами у немцев. И Фалалеев, и Красовский побывали в Ставке. Наши снимки уже там. А я беспокоился! Волгарев – маленький, худенький, последнее время летал на СБ, но перед этим – на «пешке». С удивлением увидел позади «птички» четыре пушки на козлах и заклеенные перкалем коки и отверстия в центроплане.
– Ничего себе! – кивнул он на орудия, – Ваши?
Я кивнул головой.
– Так это «Пе-2» или «Пе-3».
– Это «Пе-2ВИР» – высотный истребитель-разведчик. – мы обходили и осматривали машину перед полетом, подсвечивая себе фонариком. Все было в порядке, мы хлопнули с Иванычем ладошками, и я показал капитану на трап, разрешая занять место в кабине. Зря я согласился поменять штурмана! Он начал путаться в настройках радиопеленгатора, в итоге, пришлось взять ориентирование на себя, правда, с рассветом, он восстановил ориентировку, и давал довольно точное место. Работать с радио он умел плохо, а времени его проверить перед вылетом начальство не предоставило. В этот раз все прошло тише, чем в прошлый, но садиться пришлось в Ростове. Тупо не хватило кислорода. Ушел в море, там снизился и зарекся летать с неподготовленными товарищами. Тем не менее, задание выполнено, и мы вернулись на Придачу. «Фотографы» схватили карты и пленки, а я тихо побрел к дому. Там никого не было, я разделся, помылся и лег спать, мгновенно вырубившись от усталости и злости на Настю. Проснулся перед ужином, пропустив обед. Настя, в одной ночнушке, читала какие-то письма, увидев, что я проснулся, забралась ко мне под одеяло, совсем сдурела!
– Ты чего это?
– Ноги замерзли, пол холодный. Как прошло?
– Да выпороть тебя надо за членовредительство. У нас кислород кончился у Мариуполя, пришлось в Ростове садиться. Что у тебя с ногой?
– Сегодня сошел ноготь. – она вытащила ногу из-под одеяла и показала пальцы уже без повязки. – Так что, получила разрешение на вылет! Я – умница?
– Нет, ты глупая, потому, что допустила это. Ладно, вставай. Пора идти ужинать!
– Ничего подобного! Ужинаем сегодня дома! Я все приготовила для моего любимого командира, хоть она и считает меня глупенькой.
Она чмокнула меня в щеку и выскочила из кровати и комнаты. Пока я одевался, вошла она и Пелагея Давыдовна, хозяйка дома с печеной курицей и картошкой, солеными огурцами и помидорами, молоком и прочими вкусностями. «Больная» сегодня сходила на рынок и купила курицу. Видимо, столовская еда надоела. Плюс, как она сказала, таким образом она хотела извиниться за свою «болезнь». А хозяйка хорошо аджику делает. Надо у нее ее купить и носить с собой в столовую.
Вечером ушли на высотное патрулирование района. Пусто, никого, немцы стали облетать район. Надо менять направление поиска, но это уже не задача командира корабля, а службы ПВО. Во втором вылете повезло больше: обнаружили и сбили Ю-52. Шел в наш тыл. Доложил в штаб, что с борта ушла группа парашютистов.