В нежном мареве
Шрифт:
Как они, как они.
И вопхнёшь Меня Ты в стадо,
Мою Волю истлишь.
Ой, не надо, слышь, не надо,
Ну пожалоста, слышь!
Я приучил себя к бескружному раденью -
Не быть, не срать, но сьметь в хуячечном миру.
Я думал — ой, умру! А Хуй вам — не умру!
Я поцалуюсь лишь с эребской темью.
Ярко-красный макмахон,
Звонное Луно.
Не от Я родится Он,
Но
Это просто Мопский Прыщ
Манной брызнул в мир.
Эр ист йунг, гезунд унд фриш,
Дэн нун ист Эр ир. [1]
Эребский кус
протолкнут в Рто.
Ну, значит, всё уж…
тут уж что…
Но, слышь, ведь кус
ещо не съет?
Not yet! Not yet!
Три помощника у меня было,
Три помощника.
Хуй!
Один воздухом насмерть подавился,
Другой выблевал сердце от тоски,
А третьего в праздник святой за додекафонное пенье
1
Он есть юн, здоров и свеж,
Бо Он днесь Ея.
Растерзали церковные голуби на куски.
Теперь придётся мне самому
Пойти в помощники к этому, к нему.
Я зпою и завою,
Буду звонкой стучать головою
В злую землю, в червивый тамтам.
Он мне приказал это сам.
Хуй!
Ой ты, цветик мой, слышь, семицветик,
Ёбнулся ты о мой парапетик!
Не вовремя выстрелил
мой самострел.
О, Гермес-Трисмегист,
куда ж Ты смотрел?
В мох зарылось солнце,
Тускло без фонаря.
Манит возле устья
Узкая нора.
Ниже, ниже… Выйти
Ряд пособил бы вех,
Но из горниц медных
Нет пути наверх.
Плавучее сердце —
Мерзлотным лисам корм…
Ягельный хозяин
Прогремел замком.
Шлем на нём железный -
Выше всех митр и чалм,
К запертым от света
Хладно льнут очам
С каймою из кожи
Шерстистых дебри шор,
Рот латунью полон…
Здравствуй, я пришёл!
Плюяся вдаль, маша Елдою,
Апофатически пердеть
И вдруг почуствовать, как Плеть
Занесена рукой святою.
Когда я был микробом,
Меня ебали крупным ёбом,
И птицы пели у меня под нёбом.
Теперь я русскoй,
И кормят меня демоны капусткой,
Американцы из меня
Рыбу говорящую выловить хотят,
И немцы с криком "Русская свинья!"
Меня
На самом деле ведь я жид,
Мной Иегова дорожит,
Черт ёбанный за мной бежит.
Но когда совсем уже хуёво,
Помогает мне не Иегова,
А волшебный брянский мальчик Вова,
Которого я изредка ебу,
Сняв с него жолтое пальто,
И это не смотря на то,
Что он давно уже в гробу.
Мчится мое сердце, словно лань,
И растет из глаз моих трава,
Когда Москва сгорела и ёбнулась Рязань,
Мне стали реки словно рукава.
Я крылья выпростал вовне,
Я стал как Александор Мень.
Если не дадут мне кожаный ремень,
То на шолковом повешусь я ремне.
Весь мир кишками заблюю,
Гуд бай, мой рай, мой ад, адью!
А после, из петли освободясь,
Святой Руси я стану князь.
Я встречу млечную весну,
Улягусь утром под скалою
И прямо в Жопу себя ткну
Апофатической иглою.
Если вдруг тебе вздгрустнётся,
Не впадай в тоску, сынок.
Зюзя Лысая вернётся,
Ты не будешь одинок.
Надо только постоянно
Всюду думать про неё,
И услышышь ты, как бьотся
Серце радостно твоё.
Если Зюзя гонит тучи
Или жнёт златую рожь,
Встань в сторонке, не мешайся,
Зюзи Лысой не тревожь.
Зюзю Лысую страшыся
Оторвать от важных дел.
Ты получишь чють попожже
То, чего ты так хотел.
Если как-нибудь однажды
Будешь в море ты тонуть,
Духом в выси вознесися,
Смой с души своей всю муть.
Люди многие тонули
И во множестве морей -
Просветлися и воспомни
Ты о Зюзеньке своей.
Если Зюзя в раздраженьи
На Хуй вдруг тебя пошлёт,
Ты не плачь, не огорчайся,
А продолжи свой полёт.
Будь разумным и смиренным,
Свой земной удел любя,
И прямо в Печень поцелует
Зюзя Лысая тебя.
Дорогая, сядем рядом
И отравимся блядь ядом!
Когда я вышел из пелёнок,
То стали бить меня под дых
Четыре мымзика зелёных
И восемь шiбздиков седых.
Мне это нравится не очень,
Но и не так уж плохо всё ж -
Ведь я на то уполномочен,
Что в каждом с вас родило б дрожь.
Я хочу вгрызаться в Мякоть,
Низвергаяся с Вершин,
Тухло бредя, глухо вякать
Ротом небольшим.
Двуялдырная судьбина
Тяжко еблется в Кишьках.
Отчей палкой согнан с Тына
Я, внемирный Птах.