В Нью-Йорк за приключением
Шрифт:
Сегодня у Хлои не было настроения с кем-либо разговаривать.
С замком она справилась сама и сразу же повернулась к Гибу.
– Спасибо, – решительно сказала она.
Хлоя знала, что из вежливости должна хотя бы улыбнуться. Но ей было не до улыбок. За этот вечер она уже исчерпала свои актерские способности.
– Спокойной ночи, – хрипло пожелала она и захлопнула дверь, не удостоив Гиба даже взглядом.
Затем, прислонившись к дверному косяку и вслушиваясь в удаляющиеся шаги Гиба, Хлоя глубоко, со всхлипом,
Хлоя сама не знала, почему расстраивалась: из-за того, что целовалась с Гибсоном, или потому, что он так сильно не хотел этого поцелуя.
Все смешалось – в ее мыслях, в ее сердце, в ее жизни!
– Вот что бывает, когда играешь не в своей лиге, – сказала она себе. – Не захотела сидеть дома и радоваться жизни, вот и получай!
Хлоя отошла от двери и побрела на кухню. Водопроводчик здесь явно побывал. Теперь оба крана работали. Хлоя ополоснула лицо холодной водой. Затем стянула с себя платье, вытащила из волос усыпанную бриллиантами ленту и засунула голову под кран. От ледяной воды ее бросило в дрожь.
– Это тебе поможет, – произнесла она вслух. Затем нащупала полотенце и тщательно вытерла волосы и лицо, стирая косметику, которой пользовалась очень редко, стирая с губ вкус поцелуя Гибсона… возвращаясь к реальности.
Только потом она заметила на столе записку от Сьерры.
Развернув, она прочла: «Дэйв звонил. Он такая лапочка. Перезвони ему. Расскажи о вечеринке!»
Да, – подумала Хлоя, швырнув записку обратно на стол. Дэйв – лапочка. К тому же, благоразумный и очень надежный – не то, что она. Ей очень хотелось позвонить ему прямо сейчас и поплакаться в жилетку. Хотелось рассказать о своей глупости, о своей ужасной ошибке и о том, что она возвращается домой ближайшим рейсом.
Но Хлоя не могла так поступить.
Дэйв – фермер. Он встает в половине пятого утра. Он давно уже спит, и она не имеет права будить его, не имеет права нарушать его отдых после тяжелого дня из-за своей собственной дурости и желания выплакаться.
Поплакать в жилетку Хлоя не может в любом случае. Она ни за что на свете не расскажет ему о сегодняшнем вечере. Она никогда не сможет объяснить ему то, чего не понимает сама – почему ей так запал в сердце поцелуй Гибсона Уокера.
Человеческий разум – это нечто удивительное.
Он гибкий. Разносторонний. И способен на любые чудеса, если требуется подыскать подходящее оправдание.
Именно об этом думал Гибсон… потому что к следующему утру он уже нашел уважительную причину своего поцелуя с Хлоей Мэдсен.
Он поступил так исключительно ради нее.
Гиб пришел к этому выводу не сразу. Он размышлял целую ночь.
Проводив Хлою, он вернулся домой пешком. Надеялся, что свежий ночной воздух прочистит ему мозги.
Не помогло. Возможно, если бы температура упала бы градусов до двадцати или влажность
И думать он мог только он вкусе губ Хлои, о том, как они уступали его напору, раздвигались, позволяя прикоснуться к ее зубам и языку.
Гиба бросило в дрожь. Каждый раз при этом воспоминании его охватывало болезненное желание.
Какого черта ему понадобилось целоваться?
Какого черта понадобилось ей? – со злостью подумал Гиб. Это ведь Хлоя помолвлена, а не он! Она не имеет права целоваться с другим мужчиной!
А она его целовала.
Допустим, это он начал. Допустим, это он опустил голову и прикоснулся к ее губам, потому что (вот черт!) она показалась ему милой, очаровательной и невероятно красивой. Но Хлоя ведь могла бы и воспротивиться.
Но не воспротивилась.
Она таяла от его прикосновений. Она открылась ему, как засыхающий цветок открывается струям весеннего дождя. Черт побери, она же сама хотела, чтобы он ее поцеловал!
Ей мало было одного поцелуя.
И ему тоже.
Это пугало его до чертиков!
Гибсон Уокер никогда не стремился к серьезным отношениям. Он предпочитал развлекаться с легкомысленными девчонками, которые и к нему относились как к игрушке. В таких связях не было места обидам, боли и разбитым сердцам.
Он всегда был осторожным.
Так куда делась его хваленая осторожность, когда он решил поцеловать Хлою Мэдсен?
Гиб пытался найти объяснение.
Во-первых, он действовал в ее интересах. Все его мысли вертелись вокруг этого утверждения. Его поцелуй был частью большого замысла – показать ей, как опасно жить в Нью-Йорке, как опасно находиться рядом с ним!
Гиб поцеловал ее, чтобы заставить опомниться, чтобы напугать, чтобы отправить ее домой, к фермеру Дэйву, в ее родную Айову.
Вот именно.
Просидев все воскресенье перед телевизором, стараясь поменьше задумываться и не отвечая на телефонные звонки от сестры, Гиб заставил себя в это поверить.
Направляясь на работу утром в понедельник, Гиб убедил себя, что Хлоя, скорее всего, уехала домой. В эту минуту она уже может быть в Айове!
Но когда он открыл дверь студии, она как ни в чем ни бывало сидела за столом.
Хлоя подскочила на стуле, когда он вошел, а затем снова уткнулась в рабочее расписание.
– Как ты рано, – заметил Гиб. Это прозвучало, как упрек.
Хлоя не ответила. Под шапкой светлых волнистых волос ее лицо было смертельно бледным. Гиб заметил, что она попыталась скрыть свою бледность густо наложенными румянами.
Он не удержался от комментария:
– У тебя щеки очень красные. Как у клоуна.
Только теперь Хлоя подняла голову. Помады тоже было многовато. Гиб заметил, что ее сильно накрашенные губы дрожат.