В объятиях демона
Шрифт:
— Нет, спасибо. Предпочитаю постоять. — Я слишком долго варился в этой каше, чтобы сейчас терять бдительность рядом с архангелом. Особенно с этим. Проведя вечность за вынесением приговоров, он приобрел комплекс Бога.
Принцип презумпции невиновности действует как в раю, так и в аду, а вот лимб — под контролем рая. А если быть точным — Михаила. Может сложиться впечатление, что небожителям это даже на руку, но Михаил приверженец жесткого контроля качества, поэтому основная масса душ отправляется в ад.
Я делаю еще один
— В чем дело? Почему я не в аду?
— Если ты жаждешь гореть в преисподней вечность, так тому и быть. Я ошибочно подумал, что ты захочешь обсудить альтернативу. — Он презрительно машет в мою сторону рукой и поворачивается, чтобы присесть за свой стол.
Я переступаю через гордость и сглатываю комок, застрявший в горле.
— Подожди. — Я следую за ним до стола и опускаюсь в кожаное кресло. — Что еще за альтернатива?
Его взгляд смягчается; видно, что это его забавляет.
— Случилось так, что кое-кто в царстве смертных хочет вернуть тебя. Отчаянно. Это, конечно, очень трогательно. Так уж сложилось, что этот кто-то обладает сильным даром подчинения, очевидно распространяющимся и на небожителей, поскольку Габриэлю уж слишком сложно сказать «нет».
Голова идет кругом. Разве такое возможно? Хватит ли у Фрэнни силы ее дара, чтобы вернуть меня к жизни? Я никогда не слышал о подобном. Но также я и не слышал, чтобы демоны превращались в людей.
— По твоему лицу мне ясно, что это приемлемая альтернатива.
Выйдя из раздумий, я понимаю, что на лице моем улыбка, а по щеке катится слеза. Я быстро смахиваю и то и другое и сурово смотрю на Михаила.
— Такое возможно?
— Да. Но есть условия. Это не бесплатный пропуск.
Мое сердце сжимается. Подвох. Во всем есть подвох.
— Какие условия?
— Мы знаем, что Фрэнни изменила тебя. Ее дар подчинения очень силен. — В его глазах я вижу то, что он не сказал, силен — значит, опасен. Смертный, обладающий властью над смертными, — это одно. Но смертный, способный подчинять адских тварей и небожителей, — совсем другое. Ее боятся.
Словно бы прочтя мои мысли, а я уверен, что он так и сделал, он все больше распаляется.
— Она хочет получить тебя сейчас, и она уже получила тебя, превратив в смертного. — Михаил выплевывает последнее слово, будто бы нечто мерзкое. — Но никто из нас не знает, что произойдет, когда ты больше не будешь нужен ей. Люди все же такие непостоянные.
На его лице появляется самодовольная ухмылка, когда он вслушивается в мои мысли насчет этого.
Я знаю, что именно дар Фрэнни — и ее любовь — изменили меня, но ни разу не задумался, что произойдет, если ее чувства остынут. Если я больше не буду нужен ей, останусь ли я человеком? Умру? Превращусь обратно в демона?
— Каковы условия? — говорю я еще раз, чувствуя тяжесть на сердце. Нет нужды притворяться, когда он видит все мои мысли.
— Нужно убедить ее простить себя, тогда Габриэль
Звучит довольно просто, и именно этого я и хотел для нее, но от меня не ускользает взгляд Михаила. Что-то среднее между алчностью и вожделением.
— Что случится с ней, когда ее отметят?
— Это не твоя забота, — презрительно говорит он, махая рукой.
Я вскакиваю со стула.
— Черта с два! — Я упираюсь ладонями в стол и подаюсь вперед. — Она хочет нормальной жизни. Если ее отметит ад, то таковой у нее не будет. Она станет куклой владыки Люцифера. Скажи, что этого не произойдет, если ее отметит рай.
— Я не могу сказать, что произойдет. Это не в моих полномочиях.
— Я не верю тебе! — дрожащим голосом вскрикиваю я, пытаясь унять ярость.
— Ты жалкий и ничтожный! — говорит он, глядя на меня и качая головой. — Ведешь себя так, будто имеешь здесь какую-то власть. Ты сделаешь это или будешь гореть в преисподней.
Я снова оглядываю себя. Белый цвет. Не знаю, как такое возможно, но я чист. Ни черного. Ни серого. Ни красного. Белый.
— Из-за какого греха я попаду в преисподнюю?
— Ты шутишь! — Его улыбка кажется веселой, но за ней скрывается раздражение.
Я не могу прочесть его мысли, но могу кое-что понять по глазам. Он блефует. Я говорю тихим, спокойным голосом, выводя архангела на чистую воду.
— Тебе необязательно отправлять меня к Фрэнни, но в преисподнюю ты тоже не можешь меня отправить.
Его глаза лишь на мгновение вспыхивают красным огнем, а затем он с силой опускает кулаки на стол. Для моих ушей его голос столь же невнятен, как раскаты грома, но в голове я отчетливо слышу его слова, даже сквозь рев.
— Может, и так, но я в силах заставить тебя желать этого!
Разве может рай быть сущим адом? Если кто и способен сделать подобное, так это Михаил. Но лучше, если это будет сущий ад для меня, а не для Фрэнни. До того как я посмотрел в глаза Михаилу, то, что Фрэнни будет отмечена для рая, казалось мне отличным вариантом. Обычно небожители не обращаются со своими соплеменниками слишком сурово, да и Габриэль присмотрел бы…
Но теперь я не уверен. Единственный шанс для Фрэнни вести нормальную жизнь — если она останется неотмеченной. Габриэль ведь не предаст ее… так?
— Отлично. Тогда преисподняя.
Глаза Михаила округляются от потрясения. Очевидно, он ждал не этого ответа. Со своей неуместной самоуверенностью он забыл заглянуть в мои мысли.
— Думаю, ты не понял меня. Ты сделаешь это. Я даю тебе второй шанс. Ты должен быть благодарен.
— Я не верю во второй шанс.
Я поворачиваюсь и выхожу из комнаты. Хлопаю дверью, слыша за спиной рычание Михаила. Все вдруг становится тихим и светлым. Я снова плыву по течению. Если это «ничто» и есть рай, то я, наверное, сделал неправильный выбор. Сомневаюсь, что смогу плыть вечность.