В объятиях любви

Янг Ина

Выдавая мне информацию, Филипп, однако, продолжал держаться с холодным равнодушием. А Мишель вежливо сообщила, что умеет самостоятельно одеваться и умываться. Дэвид же оказался чудесным малышом. Пока я купала его, он что-то оживленно лепетал на только ему понятном наречии. Когда мы с ним спустились вниз, Мишель уже заканчивала сервировать стол, Ричард вылавливал яйца из кастрюли, одновременно давая Филиппу задание присмотреть за тостером. Едкий запах горелого хлеба демонстрировал небрежное отношение мальчика к поручению.

Мишель

продолжала играть в заботливую маму. Как только я усадила Дэвида в его высокое креслице, девочка повязала ему нагрудник, налила молока в кашу и начала его кормить. Время от времени Ричард принимался резко бранить Филиппа за то, что мальчик держит локти на столе, то грозно предупреждал Мишель, что, если она не перестанет стучать ногой по ножке стола, ей придется выйти. Но если не принимать во внимание подобных мелочей, можно сказать, что завтрак прошел без эксцессов. Из опасения подать дурной пример детям, Ричард не стал класть газету прямо на стол перед собой, а держал ее сбоку, внимательно изучая. Он выпил чашку кофе, но настроение его, однако, от этого не улучшилось.

Мне не пришлось уговаривать детей пойти погулять. Издавая пронзительные вопли, Филипп ринулся в сад, Мишель отправилась следом, таща Дэвида за руку. Ричард поднялся и, сунув газету под мышку, изрек:

— Итак, я покидаю вас. Меня ждут дела в офисе.

— Какие дела? Сегодня же воскресенье!

— Вы думаете, я не знаю? Но это единственное место, где меня никто не побеспокоит, а я порядком подзапустил дела. За Дэвида не волнуйтесь. Он может часами тихо возиться в песке. Если повезет, то и те двое некоторое время дружно поиграют. Для меня можете ничего не готовить. Я перекушу в кафе. Вернусь часикам к пяти.

Что это он себе вообразил? Он что, думает, будто я повариха? Нянька? Прислуга? Я решительно начала:

— Мистер Дру! Мы должны поговорить. Я присмотрю за детьми, потому что сама вызвалась помочь. Но я совершенно не ожидала, что придется еще стряпать и убираться. Я имела полное право знать заранее, что ваша повариха ушла вместе с няней, а домработница больна.

От удивления брови Ричарда Дру поползли вверх:

— Но я предупреждал того парня, что звонил. Он заверил меня, что все в порядке, что вы с удовольствием выполните любую работу, что вы — просто клад.

Боже! Как же я разозлилась на Нейла! Как он смел так бессовестно лгать! Я уже намеревалась сказать Ричарду, что нахожусь в Лондоне в отпуске, и вызвалась присмотреть за детьми исключительно по доброте душевной. Но взглянув ему в глаза, убедилась, что он и так сильно напуган.

— Хорошо, я постараюсь, — только и пообещала я. — Но не ждите от меня слишком многого. Мои кулинарные способности оставляют желать лучшего.

— Какая отзывчивость! Какое бескорыстие! Я так признателен вам. Вот мой телефон. Если возникнут проблемы, звоните. Я буду поблизости. — С этими словами он вышел.

Я поняла, что судьба уготовила мне печальную участь. Придется крутиться как

белка в колесе. С этой мыслью я и принялась за мытье посуды. Потом поднялась в свою комнату. Она пришлась мне по вкусу. Пол застелен ковром цвета беж, мебель кораллового и коричневого тонов. Я уже мысленно представляла, как вечером лягу в мягкую постель и начну писать письмо домой, как вдруг раздался телефонный звонок.

Звонила Андрея. Она заговорила отрывистыми, торопливыми фразами:

— Как дела, Кирсти? Справляешься? Мы с Нейлом собираемся в Париж на несколько дней. Это его сюрприз для меня. Я решила предупредить тебя на всякий случай, чтобы ты не звонила.

Теперь я понимала, почему этот прохвост, ее жених, так нагло обманывал меня. Поэтому я твердо решила ни за что не возвращаться на квартиру кузины, а подыскать себе где-нибудь другое жилье.

Не успела я положить трубку, как телефон зазвонил снова. Друзья доктора справлялись о его здоровье и самочувствии его жены. Я рассказала, что знала, и дала телефон Ричарда.

Одна женщина спросила, кто я, и, когда услышала ответ, обрадовалась:

— Американка? По крайней мере, национальность отличает вас от других нянь.

Я попыталась угадать, сколько их было до меня и что гнало их из этого дома.

Занимаясь приготовлением ленча для детей, я услышала, как повернулся ключ в замочной скважине. Неужели Ричард вернулся. Раздался звонкий женский голос:

— Всем привет! Кто-нибудь есть дома?

В холле стояла пухленькая, небрежно вдетая девушка. Она сунула связку ключей в сумочку и направилась к лестнице.

— Привет! — откликнулась я.

Она обернулась и радостно воскликнула:

— Ты, должно быть, Кирсти! Как здорово, что ты услышала наши призывы о помощи. А ты прехорошенькая! И такая стройная. Как тебе удается сохранять фигуру? Ой, кажется, я догадываюсь, — от души рассмеялась она. — Нужно поменьше есть, и отказаться от шоколада. На всякий случай мне стоит представиться. Перед тобой Клер Брендон. А где Ричард?

Услышав мой ответ, она обрадовалась:

— Хорошо. Это отсрочит нудное нравоучение, которое мне предстоит выслушать. Ох, и разозлится же он, когда узнает, что я все-таки сбежала из больницы. А где дети? Впрочем, можешь не отвечать. Их голоса доносятся из сада. Сейчас я быстренько приму душ и пойду, расцелую моих дорогих крошек. Только ничего не говори им о моем возвращении, хочу преподнести сюрприз.

И она неожиданно легко взбежала по лестнице. Клер Брендон удивила меня. Я представляла ее себе высокой, нервной, утонченной блондинкой. А у этой девушки были волосы цвета красного дерева, причем неаккуратно постриженные, да и рот, пожалуй, великоват. Но заурядная внешность отнюдь не уменьшала ее обаяния. В девушке, несомненно присутствовало нечто притягательное.

Я вернулась на кухню, а она, должно быть, прошла в сад через игровую, потому что я услышала, как Филипп радостно закричал: