В объятиях принцессы
Шрифт:
– … сделайте наконец что-нибудь полезное, – сказал Пенхэллоу, – например, разыщите вашего святого хозяина и сообщите, что я приехал.
– Я не могу этого сделать, – возразил Маркем. – Вы исчезнете, как только я уйду.
Сомертон почувствовал огромное облегчение и с удивлением понял, что даже не осознавал, насколько сильное напряжение им владеет.
Маркем защищает его интересы как тигр, то есть тигрица. Она привезла Роналда в Палаццо Анджелини, решила пожертвовать собственным кузеном
– Это превосходная идея! – восхитился Пенхэллоу. – Вы идете за Сомертоном, я вихрем проношусь по всем комнатам, спасаю леди Сомертон и маленького лорда и исчезаю. Все решено. Вы избавлены от моральных терзаний, а ее милость продолжает вести независимую и достойную жизнь, на которую, будучи подданной Британской империи, имеет полное право. – Он протянул руку Маркему. – Видите, как все просто. Договорились?
Наглец.
Лорд Сомертон стал медленно и громко аплодировать. Маркем и Пенхэллоу одновременно подняли головы. На их лицах застыло одинаковое изумление.
Как приятно.
Граф облокотился о перила.
– Хорошо сказано, Пенхэллоу. Вы почти убедили меня в чистоте своих помыслов.
Пенхэллоу пришел в себя первым и весело поприветствовал хозяина:
– Ну вот, в нашей истории появился и злодей. Добрый вечер, Сомертон. Сегодня вы уже сворачивали головы щенкам?
Негодяй.
Сомертон начал неторопливо спускаться по лестнице, прислушиваясь к эху своих шагов по мраморным ступенькам.
– Да, это действительно превосходный план, Пенхэллоу. Но в нем вы упустили один важный элемент. – Граф остановился на последней ступеньке.
– Правда? – усмехнулся Пенхэллоу. – Как же это я допустил такую непростительную небрежность!
Чертовски красивое лицо у этого ублюдка. И поза расслабленная, свободная… Сомертон ненавидел каждую клеточку этого наглеца, каждый изящный изгиб ухоженного тела, каждый шелковистый волос, каждый белый зуб. Всеми обожаемый Пенхэллоу родился под счастливой звездой. Элизабет было достаточно одного взгляда, чтобы влюбиться.
Сомертон подошел к нему и встретил открытый взгляд карих глаз.
– Самый важный элемент, если уж быть точным, – сообщил он.
– Хм. И какой же?
– Меня.
Пенхэллоу щелкнул длинными элегантными пальцами и насмешливо заговорил:
– Вас? Конечно! Какая непростительная небрежность с моей стороны. Лорд Сомертон… дайте подумать… Ах да! Полагаю, вы должны вернуться в Англию и посвятить остаток жизни добрым делам, в надежде обеспечить для себя более высокий круг ада, чем тот, что забронирован для вас сейчас. – Он бросил взгляд за плечо графа, где стояла Луиза. – Полагаю, ваш секретарь с удовольствием вам в этом поможет.
Какого черта это значит? Что сказал ему Маркем?
– Мистер Маркем –
Пенхэллоу улыбнулся:
– О, в безупречной верности нет никаких сомнений. Хотя у меня другое мнение относительно моральных принципов.
– Что вы хотите сказать? – воскликнул Маркем.
При звуке негодующего голоса Луизы Сомертон почувствовал невыразимую нежность и обернулся к ней. Ее брови были нахмурены, губы сжаты.
«Отойди в сторону, мой дорогой Маркем. Позволь мне довести этот бой до конца».
Луиза, казалось, прочитала его мысли. Она сделала шаг назад и устало опустила голову.
А Сомертон снова обратил взор на Пенхэллоу.
– Вы – самодовольный хлыщ, – любезно сообщил он.
– Каждому свое.
– Да, кстати… – Сомертон посмотрел вверх. – Вас нисколько не интересует, где находится и что делает украденная вами шлюха? – Он слегка выделил слово «шлюха», желая испытать самообладание противника.
Но Пенхэллоу лишь слегка приподнял красивые брови.
– Ей-богу, старина, я не улавливаю вашей логики и потому не вполне понимаю, о ком идет речь. Вы же не можете говорить об ангеле – леди Сомертон, – честь которой я поклялся защищать до последнего вздоха?
– Именно о ней.
– Но это значит… Подождите, старина… Ничего не складывается. Если графиня, которая называет только одного счастливчика своим возлюбленным, да и то лишь после того, как решилась покончить с фарсом, называемым браком… если ее назвать шлюхой, тогда… – Он постучал пальцем по виску.
После того как она решилась покончить с фарсом, называемым браком? Что Пенхэллоу имеет в виду? Не хочет же он сказать, что… Но ведь Сомертон своими глазами видел его выходящим из дома на Честер-сквер. Видел и портрет Пенхэллоу в шкатулке своей жены.
– Продолжайте, Пенхэллоу.
– Простите, но как тогда назвать вас?
Эти слова нанесли Сомертону точный удар. Между ребер прямо в сердце.
Как назвать вас. Как назвать вас. А как можно его назвать?
– Меня? – воскликнул он.
– Да, вас. Не станете же вы отрицать, что на всем протяжении вашего брака имели плотскую связь с множеством других женщин? – Пенхэллоу покосился на Маркема, и его чувственные губы скривились в ехидной усмешке. – Или, скажем так, с множеством личностей?
От ярости у графа потемнело в глазах. Как несправедливо мимоходом задеть и Луизу, которая так много выстрадала. Она и сейчас страдает. Тот факт, что негодяй вроде Пенхэллоу позволил себе облить грязью Луизу, находившуюся под его защитой, вернул Сомертона к мыслям о зверском убийстве. Он сжал кулаки.