В объятиях Шамбалы
Шрифт:
— О, как многолик и гениален Создатель! — подумал я. — Он послал Черного Ангела по прозвищу Голодный Черт в то место, где когда-то существовал прекрасный город Тунь-Лонг-Вали (или тибетский Вавилон) и где, наверное, хранился фрагмент чудесного камня Шантамани. Послал, чтобы Черный Ангел охранял это священное место и оставшийся там фрагмент чудесного камня, но охранял очень специфическим образом, в реалиях показывая людям, чего стоят их злые мысли, и превращая в камень тех людей, которые хотели бороться с ним с помощью силы Мертвых, не понимая того, что сам Создатель определил его — Черного Ангела, — как защитника
Я откинулся на скамеечке, на которой сидел, и… вдруг увидел «водителя» Лан-Винь-Е, склонившего на бок голову и крепко спавшего.
— Ах, вот почему меня так долго не перебивали! — мелькнула радостная мысль.
Продолжая размышлять о Голодном Черте, я еще раз осознал не просто гениальность, но и оригинальность решений Создателя. Я вспомнил, что всю свою жизнь в науке я думал, думал и думал, ощущая внутреннее негодование от тупости и нелепости своих мыслей. И только иногда, довольно редко, я вдруг приходил в восторг от возникшей, наконец-то, оригинальной мысли, которая отличалась исключительной простотой и обладала свойством как бы светиться особым светом. Я даже недоумевал — «Как же я до этого раньше не догадался?». Вначале от этой мысли у меня в закоулках сознания начинала клокотать гордость, но потом, когда со временем я все же чуть-чуть поумнел, я начал понимать, что это не мое личное достижение, а подарок мне — стремящемуся создать что-нибудь новое — подарок от Создателя.
Вскоре, когда я еще чуть-чуть поумнел, я стал отличать «божественную мысль» в виде подарка мне — несмышленому — от человеческой «гениальной» мысли. «Божественная мысль» и в самом деле как бы светилась, вызывая легкость и восторг своей беспредельной простотой и оригинальностью, а «гениальная» человеческая мысль всегда оставалась облаченной в футляр из тяжелых сомнений. И в конце концов я перестал быть ученым, я превратился в «просителя мыслей» у Бога и даже понял «принцип попрашайничества» — думать, думать и думать на тему своих исследований (но не безвольно клянчить!), зная, что Бог — Владыка Мира Мыслей — почувствует твои потуги и поможет тебе… своей мыслью. Так и живу я сейчас… в виде Раба Божьего и… горжусь этим, очень горжусь, потому что понимаю, что и меня создал Бог.
— Дань, линь, вэ! — проснулся Лан-Винь-Е.
Ой! — невольно проговорил я.
Чего он сказал? — через переводчика спросил Лан-Винь-Е, показав на меня.
Я сконфузился. Лан-Винь-Е вопросительно смотрел на меня.
— «Ой» переводится как «доброе утро», — сказал я полную чушь.
Тату перевел. Лан-Винь-Е улыбнулся.
Понимая, что наш разговор скоро прервут, я быстрее задал очередной вопрос монаху:
— А тот самый «человек, тело которого каменело восемь раз», был обычным или Большим Человеком?
— Не знаю. Но «статуи» большие.
Мне подумалось о том, что, может быть (а кто его знает!), гигантские статуи в Египте есть не просто статуи, а окаменевшие тела людей из параллельных миров, которые, уходя в свой родной мир, оставляли свои тела здесь, в чужом мире, вводя их в состояние Сомати и тем самым создавая все предпосылки для минерализации (или окаменения) тела. Уж слишком идеально исполнены эти «статуи»!
— Динь-дэ, динь-дэ, — стал приговаривать «водитель» Лан-Винь-Е.
— Пора
— Сейчас, сейчас!
— Винь-лео-бео?
— Он спрашивает, когда Вы конкретно закончите разговор? — Тату опустил голову.
— Через три минуты.
— Лань-Винь-Е кивнул.
— Дорогой монах! — начал я, собравшись с духом. — Сегодня или завтра я хочу пойти к Месту Голодного Черта… в одиночку. Я только что совершил парикраму, то есть ритуальный обход священной горы Кайлас, в связи с чем, наверное, немного очистился.
Как по-Вашему, смогу ли я выжить в Месте Голодного Черта?
— Может быть выживете, а может быть — нет, — ответил он.
— Отчего я могу погибнуть там?
— Злые мысли, которые есть в Вас, многократно усилятся и «разорвут» Вас.
— М… да.
— А еще, — монах насупился, — Вы начнете просить Бога, чтобы Ваше тело превратилось в камень. Тело Ваше будет страдать, сильно страдать и… Вам будет очень хотеться, чтобы оно стало каменным… ведь камень не чувствует боли.
— М… да, — только и произнес я.
— Вот так вот, — добавил монах.
— М… да, — еще раз произнес я.
— Я хотел бы еще вот что сказать, — монах почесал затылок. — Вы ведь, — он указал на меня, — совершили священную парикраму, обойдя гору Кайлас. Так ведь?
— Да, — ответил я.
— Человек, совершивший парикраму, как я уже говорил, способен выжить в Месте Голодного Черта, потому что Кайлас очистил его и злых мыслей у него осталось мало.
— Да, — нелепо произнес я.
— Но, — продолжал монах, — я Вам не рекомендую близко подходить к окаменевшим людям.
— Почему?
— Стоит ли пачкаться?
— Не понял.
— Именно там, около окаменевших людей, обитает Голодный Черт — «катализатор» злых мыслей людей. Если Вы будете стоять около окаменевших людей, Вас накроет собой огромный Черный Ангел — Голодный Черт, и Ваши злые мысли, многократно усиленные, разорвут Вас. А если злые мысли не разорвут Вас, то Вы так и останетесь во власти Зла. Стоило ли тогда совершать священную парикраму?
— Не надо пачкаться, значит…?
— Вам и так повезло в жизни, — монах поднял на меня глаза, — Вы смогли совершить парикраму, не умерли и очистились. Если Вы подойдете к окаменевшим людям, то Вам надо будет еще раз совершить парикраму, чтобы изгнать злые мысли, усиленные Черным Ангелом. Я, перед тем как пойти к Месту Голодного Черта, два раза совершил парикраму, а сразу после посещения этого места мне пришлось еще раз совершить парикраму; и скажу Вам, что последняя парикрама далась мне труднее всего — злые мысли, усиленные во мне Черным Ангелом, с болью выходили из моего тела. Монах замолчал.
— Динь ел-ки, — раздался голос Лан-Винь-Е.
Даже без перевода я понял, что он просит закончить разговор.
— Елки-палки, сейчас! — ответил я Лан-Винь-Е. — Скажите монах, а я точно там запачкаюсь?
— Точно, — кивнул монах. — Кстати, не берите с собой фотоаппарат, а если возьмете, не фотографируйте Место Голодного Черта.
— Почему?
— Иногда на фотоснимках проявляется Голодный Черт. Он это знает и… чаще всего тот, кто фотографирует, умирает, потому что Голодный Черт начинает злиться и еще больше усиливает злые мысли человека, которые прямо-таки… разрывают человека изнутри.