В объятиях смерти

Корнуэлл Патрисия

— Вот, — Джони подвинулась, освобождая мне место перед микроскопом.

Я прильнула к окуляру. Волокно выглядело как угреватая волнистая лента, разнообразные оттенки ярко-оранжевого были слегка приперчены двуокисью титана.

— Как видишь, — пояснила Джони, — цвет довольно бестолковый — оранжевый, неровный и умеренно густой, с частицами, уменьшающими блеск, чтобы волокно выглядело матовым. Все равно, оранжевый — кричащий цвет, настоящий карнавальный оранжевый, который я нахожу странным для волокон одежды или ковров. Диаметр — средний.

— Что

делает его скорее соответствующим ковру, — отважилась я, — несмотря на странный цвет.

— Возможно.

Я начала вспоминать материалы ярко-оранжевого цвета, которые мне встречались.

— А как насчет дорожных жилетов? — спросила я. — Они ярко-оранжевые, и они хорошо согласуются с мусором автомобильного типа, который ты идентифицировала.

— Вряд ли, — ответила Джони. — Большинство дорожных жилетов, которое я видела, сделаны из нейлона, а не из акрила, причем ткань, как правило, очень плотная, гладкая, которая, скорее всего, не теряет волокна. То же самое — форма транспортной полиции.

Она помолчала, а затем задумчиво добавила:

— А еще мне кажется, что ты вряд ли найдешь в них частицы, уменьшающие блеск — ты же не хочешь, чтобы дорожный жилет был тусклым.

Я отодвинулась от микроскопа.

— В любом случае, мне кажется, это волокно настолько отличается от других, что должно быть запатентовано. Кто-то должен узнать его, даже если у нас нет известного материала для сравнения.

— Бог в помощь.

— Да, я знаю, промышленные секреты, — тяжело вздохнув, сказала я. — Текстильный бизнес так же скрывает свои патенты, как люди свои любовные похождения.

Джони подняла руки и принялась сзади массировать себе шею.

— Меня всегда поражало, как нечто сверхъестественное, что агенты ФБР смогли заручиться такой могучей поддержкой в деле Уэйна Уильямса, — сказала она, имея в виду жуткий, двадцатидвухмесячный кошмар в Атланте, когда, по слухам, целых тридцать черных детей стали жертвами одного убийцы. Волокнистый мусор, обнаруженный на двенадцати телах жертв, был связан с жилищем и автомобилями, которыми пользовался Уильямс.

— Может быть, нам стоит связаться с Хейновэллом, чтобы он взглянул на эти волокна, особенно на оранжевые, — сказала я.

Рой Хейновэлл был специальным агентом ФБР в отделе микроанализа в Квантико. Он занимался исследованием волокон в деле Уильямса и с тех пор был завален просьбами следственных подразделений всего мира, которые жаждали, чтобы он посмотрел на все, от пуха до паутины.

— Бог в помощь, — снова шутливо повторила Джони.

— Ты позвонишь ему? — спросила я.

— Я сомневаюсь, что это что-нибудь даст. Он не любит смотреть материалы, которые уже прошли обследование, — сказала она и добавила: — Ты же знаешь этих федеральных агентов.

— Мы обе позвоним ему, — решила я.

* * *

Когда я вернулась в свое бюро, меня дожидались с полдюжины розовых телефонных сообщений. Одно

бросилось мне в глаза. На нем был написан номер телефона с кодом Нью-Йорка и припиской: «Марк. Пожалуйста, перезвони так быстро, как только сможешь».Я могла придумать только одну причину, по которой он был в Нью-Йорке. Он встречался со Спарацино, адвокатом Берил. Почему «Орндорфф и Бергер» так сильно интересуется убийством Берил Медисон?

Очевидно, номер телефона был прямой линией Марка, потому что он взял трубку на первом же гудке.

— Когда ты последний раз была в Нью-Йорке? — спросил он небрежно.

— Не поняла?

— Самолет улетает из Ричмонда ровно через четыре часа. Рейс без промежуточной посадки. Ты можешь вылететь на нем?

— Чего это вдруг? — спросила я спокойно, чувствуя, как заколотилось в груди сердце.

— Мне не кажется разумным обсуждать детали по телефону, Кей, — сказал он.

— Мне не кажется разумным лететь в Нью-Йорк, Марк, — парировала я.

— Пожалуйста. Это важно. Ты же знаешь, иначе бы я не просил.

— Это невозможно...

— Я провел утро со Спарацино, — прервал он меня. Долго сдерживаемые эмоции боролись во мне с решимостью. — Есть пара новых обстоятельств, имеющих отношение к Берил Медисон и к твоему отделу.

— К моему отделу? — В моем голосе больше не было безразличия. — Что такого ты можешь мне сообщить, имеющего отношение к моему отделу?

— Пожалуйста, — сказал он снова. — Пожалуйста, приезжай.

Я колебалась.

— Я встречу тебя в «Ла Гуардиа». — Настойчивость Марка отрезала мне путь к отступлению. — Мы найдем какое-нибудь тихое место, чтобы поговорить. Билет уже заказан. Все, что от тебя требуется, это забрать его у стойки регистрации. Я зарезервировал тебе комнату, обо всем позаботился.

«Боже мой», — думала я, повесив трубку и направляясь затем в приемную к Розе.

— Мне нужно сегодня лететь в Нью-Йорк, — объяснила я тоном, исключающим вопросы. — Это касается дела Берил Медисон. Меня не будет в отделе по крайней мере до завтра.

Я избегала ее взгляда. Хотя моя секретарша ничего не знала о Марке, я боялась, что мои побуждения так же очевидны, как доска объявлений.

— Есть номер телефона, по которому с вами можно будет связаться? — спросила Роза.

— Нет.

Открыв календарь и просматривая запланированные встречи, которые нужно было отменить, она сообщила:

— Звонили из «Таймс», что-то по поводу большой статьи — биографический очерк о вас.

— Забудь об этом, — раздраженно ответила я. — Они просто хотят припереть меня к стенке насчет дела Берил Медисон. Как только я отказываюсь давать информацию о каком-нибудь особенно зверском преступлении, тут же каждый репортер в городе хочет узнать, в каком колледже я училась, есть ли у меня собака, как я отношусь к смертной казни, какой мой любимый цвет, еда, фильм и какие убийства я предпочитаю.