В объятиях Зверя
Шрифт:
А если все это совсем не так, то почему он не сказал ни слова об их связи? О своих чувствах? Наверняка потому, что и говорить тут не о чем.
— Марисса… — выдохнул тихо Фьералин, и в обсидианах глаз что-то обреченно блеснуло.
— Только попробуй прийти в селение, я скажу, что ты решил всех нас убить, — закончила девушка и, резко развернувшись, убежала прочь.
Глава 15. Фьералин
Обсидиановый эриний покачал головой, зарывшись руками в копну длинных черно-белых волос. Разноцветные пряди неряшливо упали на
А потом он закрыл глаза.
Фьералин, сын Ледяных холмов Эреба. Дикий зверь, в чьей природе было жить инстинктами, следовать давно заведенным обычаям и руководствоваться правом силы. По-хорошему он должен был броситься вслед за этой женщиной, повалить ее на землю, когтями сдирая никчемные тряпки, прикрывавшие ее тело. А потом взять ее так, чтобы она кричала и стонала под ним, забывая о том, что такое непокорность.
После этого он забросил бы ее на свою тигриную спину и унес далеко-далеко отсюда, туда, где они могли бы быть только вместе. Туда, где они любили друг друга сотнями лет, став одним целым.
Только вот Марисса не принадлежала к эриниям. Она была человеком. И ее душа уже разделена с другим.
Но даже это все полные пустяки по сравнению с тем, что Фьералин уже давно не жил инстинктами, отдав предпочтение холодному разуму. И разум требовал от него поступить правильно.
Фьералин все еще думал, что связь с малышкой — худшее, что могло прийти в его голову. А желание обладать ею — опасный яд, разъедающий волю. Она — друг, дочь его друзей, человек, принцесса. И что он может дать ей, кроме холодных холмов да сырых пещер Эреба, его негостеприимной родины? Что?
Правильный ответ — ничего.
И потому он пытался поступать правильно. Каждый день, каждый час страдая все сильнее от того, что сам являлся от рождения зверем, а не человеком.
Он, как мог, пытался не быть с принцессой. Даже после ураганной страсти, которую не удалось сдержать, которая унесла их обоих так далеко в небо, что спускаться на землю стало смертельно больно, он надеялся оставить все как прежде. Надеялся, будто она подумает, что их секс был лишь действием магии призыва.
Тогда бы ничего не нужно было ждать. Не нужно оправдываться. Признаваться, что он и без этого проклятого ритуала уже давно сходит с ума по молодой принцессе. Ведь он так долго желал эту женщину, что каждый вдох рядом, когда невозможно коснуться, отзывался ядовитыми иглами в сердце. Каждый вдох, в котором так много ее запаха, был свинцом в венах.
Но, похоже, Марисса тоже чувствовала к нему что-то. Возможно, сплелись воедино какие-то детские воспоминания и новые ощущения от их слишком продолжительного и близкого общения в последние дни. Фьералин знал, что у Мариссы не было других мужчин. Теперь уже знал наверняка. И это делало ситуацию еще более сложной.
Он чувствовал боль принцессы, но не мог переступить через себя и дать ей то, чего она хочет. Или думает, что хочет. Ведь ему нечего ей предложить, и рано или поздно Марисса это поймет и успокоится. Только Фьералин уже вряд ли забудет о своей взбалмошной малышке…
Сын Ледяных холмов открыл глаза и вновь покачал головой. Марисса
Глубоко вздохнув, мужчина наклонился к одному из низких кустов, растущих у самой земли, и сорвал широкий зеленый лист. Достаточно большой, чтобы на нем уместилось короткое послание.
Расположив ладонь над изумрудной поверхностью, он тихонько выдохнул. Его губы не размыкались, но из груди донесся низкий тигриный рык. В то же мгновение аккуратные завитки человеческой письменности легли на листок, складываясь в слова. Они вспыхивали огнем, прожигая мельчайшие отверстия, и тут же затухали, создав в итоге крохотное письмо.
Когда спустилась ночь, белый хищник на мягких лапах пробрался в селение, не потревожив ни одну живую душу. Осторожно засунул лист в палатку Мариссы, на короткое мгновение позволив себе посмотреть через щель на девушку.
Оказалось, что, несмотря на поздний час, принцесса не спала. Она неподвижно сидела в самом центре своего маленького жилища, укрывшись вязаным пледом, и, поддаваясь сиянию ее глаз, вода в чаше напротив то сильнее загоралась, то почти совсем затухала.
На какой-то миг тигр забыл, как дышать. Стоило сунуть морду под листья палатки, как в голову ударил насыщенный густой аромат самки. ЕГО самки…
В тот же миг горло сжало спазмом, мышцы напряглись, тело практически завибрировало от дикого нестерпимого желания.
Фьералин зажмурился, стиснув зубы, что есть сил. А затем резко выскочил прочь, покидая селение как можно быстрее.
Это уже совершенно никуда не годилось. После того, как он ощутил в своих руках тонкие, изящные изгибы тела Мариссы, после того, как почувствовал вкус ее страсти, наваждение под названием “принцесса” все сильнее сводило его с ума. И он уже не был уверен, что когда-нибудь сможет вернуться к прежней жизни. К жизни без нее…
Пока он бежал между деревьев так быстро, что ветер свистел в ушах, десятки мыслей проносились в голове. О прошлом, о будущем, о том, что ему предстоит. О потрясающе красивых глазах Мариссы, которые теперь преследовали его повсюду.
Он вспомнил, как после совместного с малышкой пробуждения он обнаружил изменение их цвета. Тот глаз, что имел сиреневый оттенок, стал ярким и насыщенным.
Сперва Фьералин с досадой решил, что это очередной “подарочек” морского Духа. Но теперь все больше и больше приходил к выводу, что все совсем не так. Ведь фиолетовый — наследство ее отца. Наследство крови темных нарр. Возможно, сила ее предков, наконец, пробуждается. Это вполне может быть истиной, ведь основа жизни нарр — сексуальная энергия. И Марисса впервые почувствовала ее. Ослепительная, обжигающая страсть вполне могла стать тем самым толчком, что разбудит вулкан. Марисса так долго этого ждала… Вот только поймет ли это она сама?