В одном шаге

Романов Герман Иванович

— Хорошо, время есть — поехали. С вершины посмотрим на позиции — перешеек к Дальнему всего пять верст шириной, на нем лучше сражаться, у нас всего одна бригада, и та неполного состава.

Генерал и адмирал пошли к коляске, рядом с которой уже крутился конвой из десятка забайкальских казаков, в мохнатых папахах, с желтыми лампасами на шароварах, бородатые. Лошадки под ними низенькие, монгольской породы — крепенькие и выносливые, неприхотливые в уходе, короткое плавание перенесли хорошо. Чего-чего, а кавалерии в Порт-Артуре было мало — казачья сотня, две конных сотни пограничной стражи из тех же льготных казаков, но уже донцов и кубанцев, да по конному взводу в охотничьих командах в каждом стрелковом полку. В последние набирали тех солдат из крестьян, что лучше других в седле держался, но то не конница в привычном понимании, а ездящая пехота.

Дорога оказалась недолгой, Матусевич выкурил папиросу, любуясь не живописными пейзажами, а оценивая перспективы обороны. В том, что вечером, но в полной силе завтра с утра, начнутся яростные

атаки японской инфантерии, никто не сомневался. Поэтому сибирские стрелки старались как можно быстрее укрепиться на выбранных позициях. Но много ли можно за неполные сутки сделать, даже согнав китайцев — даже окопы полного профиля не выкопают, только небольшие для стрельбы с колена. Торопились с артиллерийскими позициями, чтобы бить из четырехфунтовых пушек прямой наводкой по пехотным цепям, да на новые трехдюймовые орудия, чтобы еще на подходах японские батальоны шрапнелью окатить — других снарядов к этим пушкам не было. А там дело за пулеметными командами, отданными с кораблей — моряки их давно освоили, стрелять умели, и для чего нужны окопы, уже хорошо понимали. Бои под Циньчжоу и на перешейке, на Зеленых и Волчьих горах, да и на укреплениях Порт-Артура многому солдат и матросов научили, кровью за этот опыт заплатили. А еще адмирал мысленно отметил, что появились первые каски, моряки уже в них все были, сняв бескозырки — что такое попадание шрапнельной пули в голову все хорошо знали и видели не раз, так что новинку оценили быстро. А вот кирас было ничтожно мало, их только начали изготавливать в портовых мастерских, и комплекты распределяли по кораблям поштучно. Зато на многих солдатах китайские фуфайки вместо русских шинелей, хотя последних визуально больше — генерал Стессель сейчас не о соблюдении формы думал, а о сбережении жизней. Стеганная толстая фуфайка лучше держала и значительно смягчала попадания камней и комьев земли от взрывов, что причиняли серьезные травмы. Так что можно было не сомневаться, что если осада затянется, гарнизон по своей униформе «китаизироваться» будет, запасы русского обмундирования незначительны. Или японскую форму придется переделывать на швальнях — ее захватили много, вот только с размерами не очень, для низкорослых солдат пошита, и ботинки тесные, малых размеров…

На батарее высились две 152 мм пушки Кане, установленные на деревянных основаниях, в качестве которых послужили обычные железнодорожные шпалы. Уложили их в несколько рядов вместе с толстенными бревнами, скрепили платформу всеми возможными способами, поставили восьми тонное орудие на тумбе. Для каждого наскоро соорудили дворики, остались даже два блиндажа в качестве погребов. Судя по всему, рачительные японцы тут не стали ничего крушить, видимо, решили, что батарею можно использовать в будущем, когда орудийные затворы найдутся. Скорострельность у пушек приличная, по миноносцам могут стрелять, снаряд весом в два с половиной пуда опасен для любого вражеского бронепалубного крейсера или канонерской лодки, по ним можно стрелять и отливками из чугуна «артурской выделки». Дальность стрельбы из пушки с вершины сопки до пятидесяти кабельтовых вполне уверенная, с корабля настолько не выстрелишь, нужного угла подъема ствола нет, изначально в конструкции не был предусмотрен. Но если увеличить его еще на пять градусов, то до семидесяти кабельтовых послать снаряд смогут, правда, против броненосцев и броненосных крейсеров эти пушки практически бесполезны, даже трехдюймовую плиту не смогут пробить с тридцати кабельтовых. Но других дальнобойных орудий просто нет, так что придется обходиться тем, что есть, недаром говорят, что «за не имением гербовой, пишут на простой бумаге»…

Японцы у захваченной в Дальнем русской береговой батареи — только через три месяца после начала войны генералы сообразили, что «ключ» к Порт-Артуру в Талиенванском заливе, только время было упущено…

Глава 41

— Сергей Юльевич, я склонен доверять телеграмме, которую контр-адмирал Матусевич направил наместнику в Мукден, а не досужим домыслам Лондона, и тем паче никак не тем сообщениям, которые опубликованы в английских газетах, о чем сообщил наш посол.

Император прошелся по кабинету, чуть наклонив голову, что стало для Председателя Комитета Министров Витте тревожным сигналом. За то долгое время, которое сановник провел вблизи царя, он успел достаточно изучить повадки самодержца. А такой вид говорил о том, что монарх принял решение, и отступать от него не намерен. Николай Александрович отличался необыкновенным упрямством, и редко когда прислушивался к доводам рассудка, и порой делал то, что на взгляд Сергея Юльевича несло вред российской государственности. Впрочем, о своих подобных действиях и распоряжениях сановник предпочитал помалкивать, прекрасно зная, что с ним может произойти, если он сам потеряет доверие царя, которым он пока всецело пользовался. Но тревожные звонки уже «позвенели» — в прошлом году его сняли с поста министра финансов, самого влиятельного, ибо тот, кто управляет финансами огромной державы, в той или иной мере контролирует в ней все преобразования, и имеет возможность влияния на чиновников и придворных, партии которых вечно

боролись между собой близь престола. Этим он и пользовался, стравливая одних с другими, всячески препятствуя ассигнованиям на одни реформы, и в то время щедро финансируя другие, что несли ему прибыль лично, но ущерб для государства, о чем Витте прекрасно знал. Но пока удавалось оправдываться, однако крайне неудачное начало войны с Японией резко пошатнуло его положение — с поста министра финансов он уже не мог влиять на развитие событий, а как председатель Комитета Министров не имел действенных рычагов власти, так как был обставлен всевозможными ограничениями. И теперь, видя огромные траты из государственной казны на армию и флот, в то время когда он всячески на протяжении пяти лет сокращал ассигнования на реорганизацию, порой откровенно «зажимая» финансирование, Сергей Юльевич стал понимать, что монарх настроен крайне решительно, и воевать с японцами будет до последней возможности. А это не входило в планы сановника, но зато министр внутренних дел Плеве настаивал на «маленькой победоносной войне», чтобы избежать революционных потрясений. Но только борьба с ним увенчалась полным успехом — две недели назад террорист очень удачно бросил бомбу и столь мешавший Витте сановник превратился в окровавленный разодранный труп, который пришлось прятать в закрытом гробу. И очень вовремя, потому что России нужны «потрясения», чтобы самодержавие прекратило свое существование в прежней форме. Управление страной превратится на манер Англии, где монарх только царствует, выполняя представительские функции, но не обладает реальной властью, которая находится в руках достойных людей — банкиров, фабрикантов, заводчиков, и только тех кругов аристократии и дворянства, что с ними накрепко связана кровными и деловыми узами. И это были твердые убеждения, которым Сергей Юльевич был предан, хотя пришлось служить на своем веку трем царям…

— Контр-адмирал Матусевич доложил в точности, что атаку вражеских броненосцев совершили всего пять наших миноносцев, не сделавших по японцам ни одного орудийного выстрела. А вот эти «макаки», — на последнем слове лицо царя скривилось, будто съел лимон, — открыли по ним огонь, в том числе из пушек главного калибра. Видимо, своей стрельбой они и причинили ущерб английским броненосцам, разнеся на одном надстройку. Так и ответить британскому послу, и выразить недоумение, откуда они взяли себе в голову, что по Вей-Хай-Вею стреляли наши броненосцы в два часа ночи, если утром вся эскадра была в Порт-Артуре! Как бы они дошли до него в этом случае?! Вы не моряк, дражайший Сергей Юльевич, но простые вещи понимать должны, ведь тут все предельно ясно!

Витте и так все хорошо понимал, но показательный демарш Лондоном был произведен, и царь на него гневно отреагировал. И он полностью прав — тем более Сергей Юльевич успел прочитать телеграмму из посольства, в которой говорилось, что неразорвавшиеся снаряды имели японскую маркировку, и английские газеты утром вышли с этой новостью. Но тут главное было надавить, а теперь можно и отступить.

— Я так и приказал ответить британскому послу, государь. Более того, ему вручили меморандум, в котором объяснили, что наши миноносцы преследовали противника в темноте, и посчитали, что японские броненосцы не находятся в пределах английских вод, а потому были в полном праве атаковать их. Тем более, адмирал Королевского Флота не объявил об их нахождении, и не указал на интернирование. Но надо понять и Лондон, ваше императорское величество, там сильно раздражены случившимся…

— А когда «Варяг» с «Корейцем» атаковали в Чемульпо целой эскадрой, в присутствии иностранных стационаров, в Сити не были раздражены, ведь так?! А теперь решили показать нам свое неудовольствие?! И понятно почему — произошло сражение, в котором их союзный флот потерпел полное поражение! Вот они и бесятся от злобы!

Впервые Витте видел царя в таком раздражении, тот буквально кипел злостью, а ведь государь был всегда выдержан и доброжелательно выслушивал любой доклад. А тут прорвался гнев — молодой император крайне неприязненно относился к Японии, ведь его чуть ли не убили там во время визита, когда полицейский ударил мечом по голове. А подобные вещи монарх никогда не забывал, так как был злопамятен и скрытен от природы.

А тут явственно прорвался гнев, и все высочайшее неудовольствие досталось сановнику, чего он совершенно не желал, так быть вовлеченным в этот международный скандал. И хотя англичане уже дали понять, что идут на попятный, царь, наоборот, чрезвычайно возбудился. Он и так эти два дня как не свой — известие о громкой победе русского флота необычайно обрадовало. А тут долгожданный сын родился, цесаревич, которого императорская чета давно ждала, хотя ходили слухи, что может быть пятой дочь. И теперь царь как-то воедино начал связывать эти два события.

— А свое «неудовольствие» я выражу вице-адмиралу Матусевичу — он должен был потопить два этих броненосца, как крейсер, а не повредить их. Теперь нам надо неотступно следить, чтобы англичане официально интернировали эти корабли, а не передали их тайком обратно японцам. Укажите графу Ламздорфу, чтобы отправили в Вей-Хай-Вей из Пекина какого-нибудь дипломата, чтобы ежедневно докладывал, как обстоит дело с поврежденными японскими кораблями, и проследил, в точности ли соблюдаются правила интернирования. Из Берлина также будет указания германскому губернатору в Циндао, кайзер выразил мне полную поддержку в этом инциденте. Мы заставим Лондон соблюдать подписанные им соглашения!