В огне повенчанные. Рассказы
Шрифт:
Казаринов, перебегая от орудия к орудию, забыв о предосторожности, то и дело вскидывал к глазам бинокль и до хрипоты в голосе подавал команды.
Очевидно, этот вчерашний бой, в котором полк не потерял ни одного человека, вспомнил сейчас подполковник, лежа с закрытыми глазами и чему-то улыбаясь.
— Кто останется в живых и прорвется к своим — доложите об этой контратаке по команде. Я видел своими глазами, как бойцы стрелкового батальона плакали от радости. Максимыч?..
— Слушаю вас, товарищ командир, — отозвался капитан Осинин и сделал шаг
— Ведь ты тоже плакал… Я видел.
Взглянув на часы, комиссар полка Соколов спросил:
— Какие еще будут приказания?
— Для выноса знамени полка… — и снова взгляд подполковника остановился на начальнике штаба, — выделить группу сильных и смелых бойцов, подробно проинструктировать их, как двигаться со знаменем…
— Люди для выноса знамени уже выделены, товарищ подполковник, — проговорил майор Лоскутов. — Снабжены картой и проинструктированы.
В наступившей тишине было слышно, как где-то стороной, недалеко от блиндажа КП, с запада на восток, прошла большая волна вражеских бомбардировщиков.
— Полетели дальше, на Смоленск, — проговорил подполковник, прислушиваясь к затихающим звукам. — Мы для них — уже битая карта. Мы у них в тылу… — Говорить командиру полка было все труднее и труднее. — Капитан Осинин?
— Слушаю вас! — отозвался Осинин.
— Политрук Москаленко?
— Я здесь! — сказал вошедший политрук.
— Комбат Казаринов?
— Слушаю вас, товарищ подполковник, — по-строевому четко ответил Казаринов.
— Желаю вам удачи. Командование полком передаю комиссару Соколову.
ГЛАВА X
До самых сумерек изматывающая душу «рама» через равные промежутки времени появлялась над огневыми позициями полка, а поэтому передислокацию оставшихся в строю двенадцати надежно замаскированных орудий капитан Осинин решил отложить на поздний вечер, когда окончательно стемнеет.
Путь подвоза орудий к окраине деревни Коптяевки полковая разведка проверила тщательно, даже наметила, где лучше всего расположить огневую позицию.
В распоряжение Казаринова майор Лоскутов выделил отделение связи — четырех кадровых бойцов, добровольно вызвавшихся тянуть кабель от огневых позиций группы Осинина до наблюдательного пункта, с которого Казаринову предстояло корректировать огонь орудий.
А через полчаса, когда совсем стемнело, к орудиям подошли трактора, и Казаринов, условившись с Осининым о выборе ориентиров для ночной стрельбы, двинулся со своей группой связистов по направлению к деревне Контяевке.
Солдаткин и Иванников вместе с тремя солдатами из разведроты двинулись в походном охранении.
Ночь выдалась душная, теплая. С наплывами слабого ветерка, набегающего со стороны неубранного ржаного поля, доносился терпкий запах гари. Впереди стрельбы не было слышно. Зато откуда-то сзади, издалека, доносилась приглушенная орудийная канонада. «Наверное, с боями прорываются к своим наши», — подумал Казаринов, стараясь не потерять из виду цепочку связистов, которую он замыкал.
Не прошли и двух километров,
— Что случилось? — спросил Казаринов, поравнявшись с бойцом.
— Колет в боку, спасу нет, товарищ лейтенант… Чуток передохну и пойду… — глухо ответил боец, держась за бок.
— А так, безо всего, идти можешь?
— Кто же их за меня потащит?
Казаринов взвалил на плечи катушки с кабелем, которые нес боец, и махнул рукой в сторону удаляющейся цепочки:
— Хоть через силу, но пойдем, дружище. А то заблудишься, отстанешь. Не у тещи на блинах.
Держась рукой за бок, боец пошел впереди Казаринова. Было слышно, как где-то сзади и справа по дороге, петляющей в лесу, утробно и монотонно’ урча, трактора тянули орудия.
Не доходя километра до деревни, Казаринов передал но цепочке, чтобы связисты остановились. По их потным лицам и мокрым спинам гимнастерок, которые при лунном свете казались черными, было видно, что они изрядно вымотались. Но никто не проронил ни слова об усталости, не предложил сделать перекур. Каждый понимал: чем раньше они протянут связь к аэродрому, до которого от деревни было около трех километров, тем больше надежд на успешное выполнение приказа.
Казаринов разрешил связистам сделать пятиминутный привал. Все, как по команде, полезли за кисетами.
— А что если в этой Коптяевке немцы, товарищ лейтенант? — спросил боец небольшого росточка, маленькое личико которого при лунном свете обозначалось бледновато-серым каш шинком.
— Об этом сообщит походное охранение. Подождем.
Разговор на этом оборвался. Каждый воровато и жадно затягивался самокруткой, пряча ее в кулак и чутко прислушиваясь к звукам, доносившимся с той стороны, куда лежал дальнейший путь. Время от времени в тишину леса вплывал приглушенный расстоянием рев идущих на взлет тяжелых бомбардировщиков. Каждый понимал, что звуки эти доносятся оттуда, куда предстоит тянуть кабель.
На краю полянки, облитой холодным светом выплывшей из-за облаков луны, показались две фигуры. Все замерли, пригнувшись к катушкам. Руки бойцов инстинктивно потянулись к винтовкам.
— Свои, — сказал Казаринов, по силуэтам идущих догадавшись, что это были Солдаткин и Иванников. Он не ошибся.
Взмокший Солдаткин, отдуваясь, доложил, что в деревне Коптяевке немцев нет и не было, они прошли три дня назад стороной, по большаку.
— От кого узнали? — спросил Казаринов.
— От местных жителей.
Пока связисты, перекуривая, отдыхали, гул тракторов-тягачей доносился уже впереди и справа.
Деревня, через которую только что прошли трактора с орудиями, казалась вымершей. Нигде ни огонька. Даже собаки и те не лаяли. «Неужели все жители ушли? — подумал Казаринов, вглядываясь в силуэт приплюснутых, низеньких халуп, крытых щепой и соломой. — А впрочем, какая теперь разница?»
На огневую позицию, где батарейцы Осинина устанавливали орудия, Казаринов со связистами прибыл в одиннадцать часов.