В огне повенчанные. Рассказы
Шрифт:
Видя, что солдаты воровато косятся туда, где делают свое дело трофейщики, Франц погрозил им пальцем.
— Не торопитесь. Свою долю получите. — И, повернувшись к Богрову, спросил: — Каким образом и когда ты очутился в Баварии, Иван?
Богров поднял голову, глубоко вздохнул и обвел взглядом офицеров.
— В первую мировую войну ваши отцы не убивали лежачих раненых солдат. Вот поэтому я и попал в Баварию.
Франц и Отто переглянулись. Во взглядах обоих скользнуло что-то неуловимо жестокое, словно их уличили
Франц отвел в сторону Отто и тихо, чтобы не слышал Богров, сказал ему, что в штабе полка на днях убит переводчик и полковник Крамер за хорошего переводчика обещал три бутылки выдержанного французского коньяка.
Идея Франца лейтенанту понравилась, но тут же он решил: прежде чем сообщить Богрову о том, что его не будут расстреливать, надо испытать нервы и стойкость русского солдата, о храбрости и выдержке которого ему много рассказывал отец, теперь генерал в отставке, кавалер Железного креста — высшей имперской награды.
— Иван, ты нас унизил. Недостойными словами ты оскорбил потомков тевтонских рыцарей. Вначале мы хотели оборвать твои муки пулей, а сейчас передумали. Мы решили подвергнуть тебя мучительной казни. Мы сожжем тебя живого. — Отто со злым прищуром посмотрел на розовощекого солдата-верзилу. — Фриц, принеси канистру бензина! Да поживей!.. Сделаем небольшой костер во славу немецкого оружия и в память наших доблестных предков — тевтонских рыцарей!
Солдат-верзила кинулся со всех ног к грузовику, до верху заваленному трофейным оружием.
Темный лес снова утонул в белесом мареве. Колыхнулись в глазах Богрова три стоявшие над ним фигуры.
— Что же ты молчишь, Иван?! — раздраженно крикнул Отто. — Даже не думаешь просить прощения?! Ты же оскорбил нас!..
Затекшая рука Богрова ослабла так, что он уже не мог сидеть прямо. Опершись на локоть, он теперь полулежал, уставившись невидящими глазами на дальний лес.
Прибежал с канистрой запыхавшийся солдат-верзила. Отвинтив пробку, он нетерпеливо ждал команды облить бензином раненого, а поэтому не спускал глаз с Франца.
— Так ты не будешь просить прощения, Иван? — с нескрываемым озлоблением спросил Франц. Он уже пожалел, что так поспешно предложил лейтенанту променять пленного русского на три бутылки выдержанного французского коньяка.
Отто заметил, как по лицу Франца разлилась бледность, ноздри его вздрогнули. Это бывало лишь тогда, когда Франц начинал не на шутку сердиться.
— Ты не передумал, Франц? — спросил Отто, видя, как на щеках обер-лейтенанта забегали желваки и как он впился глазами в полулежавшего Богрова.
— Ты угадал, Отто. Обойдемся ромом. Я не хочу терять сон.
— Я тоже. Только… — Видя, что Богров уже лежит с закрытыми глазами, он взглядом показал на канистру. — Без этого. От этого тоже бывает бессонница. Лучше — это. — И он расстегнул кобуру.
Франц, уязвленный упоминанием о тевтонских
— Иван, открой глаза! — скомандовал он и носком сапога ткнул Богрова в раненую ногу.
Богров застонал от боли и открыл глаза. На лице его было такое страдание, что Отто не выдержал и отвернулся.
А Франц уже неистовствовал:
— Иван, правду говорят, что русские перед смертью иногда поют «Интернационал»?
— Правда… — еле слышно ответил Богров.
— Мы с лейтенантом доставим тебе это удовольствие. Разрешаем тебе спеть «Интернационал».
Богров оглядел окруживших его офицеров и солдат, которые смотрели на него как на какое-то ископаемое.
— Русские «Интернационал»… поют стоя, — надсадно дыша, с трудом проговорил Богров.
— Что?! — вскричал Франц, положив руку на расстегнутую кобуру пистолета.
— Я говорю: русские «Интернационал» поют стоя.
— Тебя поднимут солдаты… Будешь петь?!
— Звери вы, а не люди!..
Нервным кивком головы Франц дал знак, чтобы солдаты подняли раненого. Те сделали это неторопливо.
Место, где нашла свой упор здоровая нога Богрова, было повыше, чем то, на котором стояли Франц и Отто, а поэтому, когда Богров, поддерживаемый под руки солдатами, распрямился в полный рост, он увидел усеянную трупами равнину. Немцы же только теперь увидели, какой богатырь лежал на земле.
Из ложбинки, ближе к опушке леса, раздались три короткие автоматные очереди.
— Здорово работают ваши тевтонские рыцари! — Богров кивнул в сторону, откуда донеслись выстрелы, и губы его искривились в горькой улыбке.
Сказав это, Богров вдруг всем телом подался вперед, словно пытался вырваться из цепких рук солдат и на одной ноге убежать от неминуемой смерти. Вытянув голову, он пристально всматривался в лицо Франца. Тот под его пронизывающим взглядом даже отступил на шаг.
— Что ты так смотришь на меня?! — словно уличенный в чем-то нехорошем, спросил Франц. — Почему ты не поешь «Интернационал»? Тебя же подняли!.. Или ты трусишь? Отто, когда он будет петь, сфотографируй его. Останется память о вяземском котле.
Богров, словно потеряв рассудок, немигающими глазами продолжал пристально всматриваться в лицо Франца.
— Что ты уставился на меня как идиот? Или с ума сошел? — брезгливо бросил Франц и потянулся рукой к кобуре. — Ну, пой же!.. Отто, приготовь камеру!
И вдруг улыбка, как вспышка яркого света, озарила обросшее седой щетиной лицо Богрова.
— Франц?! Неужели это ты?!
— Уж не узнаешь ли ты меня, Иван? — осклабился Франц, переводя взгляд с пленного на Отто.
— Я узнал тебя, Франц!.. Я узнал тебя по твоим родинкам на правой щеке. Это созвездие из семи звезд у нас в России называют Большой Медведицей. Когда я сказал об этом твоей матери, она с тех пор стала называть тебя медвежонком.