В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС
Шрифт:
Но вернусь к моим собственным будням. Раненым, которые могли передвигаться самостоятельно, разрешалось в течение дня отлучаться из медицинского центра. Я использовал дневные часы для того, чтобы пройтись по городу, изучить происходящее в нем и побыть наедине с собой. Я не удалялся от госпиталя на слишком большие расстояния. Но и во время таких прогулок я заметил, что на улицах было очень мало жителей города. Среди развалин и воронок, оставленных снарядами, циркулировали преимущественно армейские машины. А если я встречал на улице кого-то из гражданских, его появление всегда вызывало удивление. Однако, несмотря на разруху, царившую в Бреслау, все попадавшиеся мне на пути жители были опрятно и чисто одеты. Это было особенно заметно на фоне развалин. Покорившиеся судьбе, они по-прежнему продолжали следить за собой. Впрочем, это относилось и к встречавшимся мне военным. Они по прежнему соблюдали устав и приветствовали
Однажды во время таких прогулок мне довелось лицезреть то, что заставило меня не поверить собственным глазам. Я увидел машину, проезжавшую возле рва, окружавшего город, в которой сидели рядом немецкие и русские офицеры. Я догадался, что они обсуждают условия сдачи Бреслау. С этого момента для меня не осталось сомнений: конец боев близок, очень близок. И я поспешил назад, к центру города.
6 мая в два часа дня по московскому времени (в час дня по немецкому) я узнал о почетной капитуляции Бреслау. Мне не хватит слов, чтобы передать то уныние, которое охватило раненых, находившихся в подвале вместе со мной. Некоторые не могли поверить, что такое случилось. Многие плакали слезами, впервые появившимися у них после долгих месяцев мужественного сопротивления, и совершенно не стыдились этого. Неужели все наши усилия были потрачены даром? Неужели годы отданной жизни, бои на фронте, потери, лишения и жертвы, страдания жителей Германии от бомбардировок их страны — все было напрасным? Мы оказались перед лицом угнетающей перспективы оказаться в лагере для военнопленных. А как долго мы там пробудем? Это вогнало всех нас в глубокую депрессию, мы не могли с этим смириться.
Гауляйтер Ханке со своей национальной гордостью и надменностью объявил, что он арестует генерала Нихоффа за его пораженческое решение. Но затем гауляйтер изменил свое мнение, очень быстро смирился с ситуацией и столь же быстро приказал готовить к вылету «Физелер Шторьх». [23] Этот самолет предназначался только для личного использования комендантом гарнизона Бреслау генералом Нихоффом. Однако Ханке за его спиной воспользовался «Шторьхом», чтобы улететь из города. Генерал Нихофф хотел разделить судьбу города вместе со своими бойцами. Узнав о бегстве гауляйтера, он даже обрадовался, поскольку теперь тот не мог помешать его переговорам об условиях капитуляции.
23
«Физелер Шторьх» (Fi 156) — подкосный моноплан смешанной конструкции с коротким взлетом и посадкой, разработанный немецким авиационным заводом Физелера. Вес пустого самолета был всего 930 кг, а максимальный взлетный вес — 1325 кг. «Шторьх» (нем. аист) широко применялся во время Второй мировой войны, в том числе для разведки и как самолет связи, а также в качестве штабного транспортного самолета. — Прим. пер.
Самолет, в котором улетал Ханке, многие жители Бреслау увидели в небе над городом 6 мая около шести утра. В то же утро генерал Нихофф получил радиосообщение из Кирхберга: «Гауляйтер Ханке приземлился у нас, получив легкие ранения из-за неполадок в самолете». Больше об этом человеке ничего не было слышно. Ходили слухи (не знаю, основывались они на фактах или нет), что ему удалось сбежать в Южную Америку. Помимо этого, мне доводилось слышать и о том, что гауляйтер скрылся в Чехословакии и там был застрелен, когда попытался сбежать из транспортного средства, перевозившего пленных.
После капитуляции Бреслау на стенах зданий были вывешены красные плакаты, возвещавшие о сдаче города. Генерал Нихофф объявил, что переговоры завершены и Бреслау сдается советским войскам. Завершающий акт немецкой драмы состоялся 7 мая в Реймсе, где ночью в 2 часа 41 минуту генерал Йодль был вынужден подписать акт о безоговорочной капитуляции Германии. Это произошло на 2075-й день войны. Согласно этому акту, германское командование обязывалось отдать приказ о прекращении военных действий 9 мая в 00 часов 01 минуту (8 мая в 23 часа 01 минуту по центральноевропейскому времени). [24] За этой «безоговорочной капитуляцией» так и не последовало мирного договора. Не существует его и по сей день!
24
Говоря об «акте капитуляции», подписанном в Реймсе (городе на северо-востоке Франции), более корректно называть его «предварительным актом капитуляции», поскольку даже в примечании к нему говорилось, что «данный протокол о военной капитуляции не исключает в дальнейшем подписания иного, более совершенного акта о капитуляции Германии, если о том заявит какое-либо
За годы войны Германия потеряла на фронтах более 4,3 миллиона человек. Около 600000 немцев стали жертвами авианалетов противника. Более 3 миллионов немецких солдат умерло в лагерях для военнопленных, организованных союзниками, и в коммунистическом ГУЛАГе. К этим цифрам следует добавить и бессчетное количество немецких беженцев, изгнанных из родных земель.
Данные о потерях с обеих сторон во время осады Бреслау в разных источниках варьируются. Согласно мнению командира полка Ханфа, битва за силезскую столицу Бреслау занимает второе место после Сталинграда по продолжительности и ожесточенности осады в период Второй мировой войны. По оценкам медиков, работавших в городе, ежедневно умирало по 1000 их пациентов, а из гражданского населения в общей сложности погибло 80000 человек. Из этих восьмидесяти тысяч, как утверждает Пауль Пикерт в своей книге «Крепость Бреслау», 13000 лишились жизни во время работ по сооружению в городе временной взлетно-посадочной полосы. Упоминавшиеся прежде польские авторы Маевски и Созанска пишут о том, что каждую секунду один мирный житель Бреслау расставался с жизнью. Не менее 90000 силезцев умерло во время спешной эвакуации из Бреслау в январе 1945 года от голода, истощения или замерзнув до смерти.
Собственные подсчеты генерала Нихоффа относительно потерь войск в пределах крепости говорят о том, что 6000 бойцов были убиты и 23000 ранены. Если учесть, что Бреслау обороняло 50000 бойцов, не трудно подсчитать, что мы потеряли 58 процентов гарнизона крепости. Стоит заметить, что здесь не учтены бойцы, погибшие, когда они пытались сбежать из города, раненые военнопленные, а также те, кто умер в советском плену.
Потери другой стороны были значительно выше. Численность советских войск, осаждавших Бреслау, составляла 150000 человек. Из них бои за Бреслау стоили жизни 5000 офицеров и 60000 солдат. Сегодня каждый может посетить кладбище в южной части города, где 5000 русских солдат нашли свой последний приют.
Перед капитуляцией генерал Нихофф получил телеграмму. Ее текст был таким: «Германские флаги приспущены в гордой скорби и почтении к стойкости отважных защитников и гражданских жителей Бреслау». Телеграмма была подписана командующим 17-й армией генералом Вильгельмом Хассе.
Однако в Бреслау в то время не говорили ни о скорби, ни о гордости. Совсем иные слова требовались для того, чтобы охарактеризовать настроение защитников крепости. Они были озлоблены, глубоко разочарованы и полны сомнений, особенно бойцы на передовой. Рассматривая перспективу оказаться в плену у русских, некоторые офицеры кончали с собой. Бойцы разбивали свое оружие о ближайшие камни. Другие в крайнем опустошении бросали его в Одер. Целых три месяца они были окружены врагом, которому не удалось сломить их боевой дух. Целых пять предыдущих лет и днем, и ночью им не переставала дышать в спину смерть. Капитуляция была святотатством в их глазах.
В городе царило ощущение наступившей катастрофы. Женский персонал вермахта снимал с себя униформу и надевал вместо нее гражданскую одежду. В штабах сжигались горы документов. Все важные бумаги бросались в пламя. Армейские склады были открыты, и продовольствие раздавалось жителям Бреслау.
В медицинском центре нас заставили под бдительным взглядом офицера медицинской службы бросать наши пистолеты и личное холодное оружие в деревянный ящик. Условия капитуляции требовали, чтобы наше оружие досталось русским в неповрежденном виде. Тем не менее я от досады привел в негодность внутренний механизм своего «вальтера», чтобы больше никто не смог им воспользоваться.
Сдав оружие, которое долгие годы было с нами, мы почувствовали себя голыми и совершенно беззащитными. За один день все изменилось. Теперь мы должны были подчиняться законам врага. Нас ждала коммунистическая тирания, несправедливый советский суд и месть. Первые черты этого начали проявляться, когда русским было доставлено сданное нами оружие. Они не могли поверить, что мы сражались столь плохо вооруженными: «Вы не могли держаться так долго с этой малостью. Где остальное?» Русские были настроены очень подозрительно и обвиняли нас, что мы прятали оружие.