В огне желания
Шрифт:
– Ничего удивительного, что вы не помните эти трущобы. Это ведь не весь Натчез. – И Джеми указал на склон холма, ближе к вершине, где виднелись особняки. – Вот где место для леди вроде вас. Верхний Натчез – так называется этот квартал, и живут там только люди состоятельные. Вот вернется хозяин, и мы все отправимся туда.
В эту минуту Присцилла увидела, что к пристани приближается изящное черное ландо с откинутым верхом. Великолепными лошадьми правил тонкий, как хлыст, юноша-негр в красной ливрее.
– Хозяин ведь не всегда обитал на ранчо, – продолжал Джеми. – Он родом из Натчеза и поначалу жил в городском
– Понимаю…
Ландо остановилось у сходней. Присцилла оперлась на руку Джеми, и он чинно повел ее на берег.
– Джеми, ты останешься в городе или вернешься на ранчо?
– Похоже, останусь. В задней части дома есть комнаты для телохранителей, с отдельным входом. Там мы обычно и останавливаемся.
Присцилла чуть было не спросила о том, что давно ее мучило: зачем Стюарту так много охранников? Но, увидев, какой невообразимый сброд слоняется по пристани, прикусила язык. Очевидно, это всего лишь разумная мера предосторожности.
Стюарт уже ждал возле ландо. Джеми церемонно препоручил ему Присциллу, и тот помог жене сесть в экипаж.
– Особняк недалеко отсюда, – сказал Стюарт, опускаясь рядом с ней на мягкое сиденье, тогда как Джеми уселся возле кучера, – но мы поедем самой длинной дорогой. Уверен, ты не откажешься осмотреть город, который некогда называла родным.
Это звучало в высшей степени разумно, вот только Присцилла чувствовала нечто совершенно противоположное. Каждый раз, когда ландо поворачивало за угол, по спине у нее пробегали мурашки. Что же ужасного было в этом городе? Почему один его вид вызывал в ней желание убежать и спрятаться?
– Насчет багажа я договорился: его доставят при первой же возможности. Пожалуй, сегодня вечером тебе лучше отдохнуть после долгой дороги. Я не могу себе такого позволить. Дела не терпят отлагательств. Сегодня и завтра мне предстоит несколько встреч, и мне не удастся составить тебе компанию. В пятницу другое дело, мы приглашены на званый вечер. Хозяев я хорошо знаю, особенно Джона. Он адвокат и человек весьма влиятельный. Дом, конечно же, тебе понравится, его считают красивейшим в городе, к тому же он недавно заново меблирован. Это будет для тебя приятным разнообразием после скучного путешествия вверх по реке.
Присцилла изобразила благодарную улыбку. Рассеянно глядя по сторонам, пока ландо катилось по жалким улицам, девушка размышляла о том, сколь странно повернулась ее судьба. Принимая предложение Стюарта, она, оказывается, не имела ни малейшего понятия о предстоящей ей жизни. Присцилле рисовалось уединенное и несколько идиллическое существование посреди техасской прерии, а вовсе не блеск и великолепие светского общества, не водоворот балов, суаре и раутов. Более того, знай Присцилла, на что идет, она вряд ли с готовностью сказала бы «да».
Такая жизнь была не по ней, совсем не по ней… Однако ничего изменить уже невозможно. «Что сделано, то сделано», – уныло повторяла она себе.
– Если завтра захочешь совершить прогулку, Джеми будет сопровождать тебя. Уверен, он ничего не имеет против, – услышала Присцилла и вернулась к действительности.
– Да-да,
Нет, положительно это нелепо! Откуда эта смутная тяжесть на душе? Что она означает – ностальгию по прошлому, по далекому, милому и совсем забытому детству? Или это эхо пережитой душевной боли, напоминание о потере? Так или иначе, какое отношение имеет тень прошлого к настоящему? Пора жить сегодняшним днем и навсегда похоронить детские страхи!
Принадлежащий Стюарту особняк располагался на Северной Перл-стрит, неподалеку от Фрэнклин-стрит, и представлял собой двухэтажное здание из красного кирпича, с белыми ставнями и безупречно подстриженной лужайкой перед фасадом.
Архитектура времен короля Георга предполагала непременные лакированные паркетные полы, мраморные камины и прекрасную потолочную роспись. Однако Стюарт решительно вносил изменения во внутреннее убранство помещений в соответствии со своим вкусом и наклонностями. Присцилла повсюду видела английские инкрустированные столики, французские зеркала в вычурных золоченых рамах и, конечно же, персидские ковры. На окнах висели тяжелые бархатные занавеси бордового цвета, по обе стороны входной двери стояли две огромные китайские вазы антикварного вида на подставках розового дерева. Словом, все это впечатляло, хотя Присцилла находила такую роскошь чрезмерной и ненужной.
Однако вслух она произнесла несколько восхищенных фраз, которых, без сомнения, от нее ждали. Показав жене дом, Стюарт проводил ее на второй этаж, к двум смежным спальням, одна из которых предназначалась для нее.
– Встретимся за ужином, ровно в восемь.
Это был очередной едва завуалированный приказ, по Присцилла уже научилась не обращать на это внимания.
– Буду ждать с нетерпением, – чисто механически ответила она, не затрудняясь в выборе слов (как только человек привыкает к банальностям, они сами собой соскальзывают с языка).
Ужинали они в этот день вдвоем. Каждая перемена, будь то жареная цветная капуста, отварной сладкий картофель или свежие бисквиты, сопровождалась все теми же ничего не значащими репликами – это называлось светской беседой. Присцилла рано поднялась к себе и улеглась, едва бросив взгляд на дверь в смежную спальню. Засыпая, она вдруг задумалась, желает ли ее Стюарт физически, хотя бы немного. Иногда его взгляд убеждал Присциллу, что он желает ее, хотя и не так, как когда-то Брендон. Тот испытывал нечто вроде голода или жажды, утолить которые жизненно необходимо, тогда как для Стюарта обладание означало власть, ибо удовлетворяло чувство собственника. Он желал не столько испытать с женой наслаждение, сколько окончательно подчинить ее себе.
Имя Брендон прозвучало в памяти как что-то очень давнее, милое, но утраченное навек. Редко, очень редко позволяла себе Присцилла вспоминать. Однако в такие ночи, как эта, когда клонящееся к закату лето дышало знойным теплом, а ветер нес влагу с реки и густой, душный запах цветущих магнолий, было попросту невозможно не вспоминать те ночи под звездным небом… долгие ласки и минуты безумной страсти…
Что сталось с этим человеком, пробудившим ее чувства и повлиявшим на само восприятие жизни? Закончил он свои дни на виселице или до сих пор гниет в какой-нибудь техасской тюрьме, похожей на крысиную нору? Для такого, как он, последнее даже хуже.