В огне
Шрифт:
Видимо, эта же мысль пришла и Генриху.
Сибиряк хотел было вспылить, но понял, что неправ по всем позициям, и сухо сказал:
— Тон смени! На урок своих орать будешь! С врачами разговаривай нормально!
— Да он вообще ничего не говорил.
Я же не был настолько уверен, что гибель Калгана — дело рук Арбатова. Информация об отправленном СМС однозначно говорила, что засланным в наши ряды казачком был не Арбатов. Всё началось до него. Впрочем, это не исключало того, что Мирон мог действовать заодно с окопавшимся среди нас предателем. Я вспомнил, как он жаловался на плохое самочувствие и говорил, что надо
— Ладно, чего здесь стоять? Пойдёмте в реанимацию! — предложил я. — Выясним хоть, как это произошло.
— Высокий, — Сазонов ограничился одним словом.
Я уже прочитал характеристики бородоча и убедился, что был прав со своим предположением. Доктора звали Иваном Веденеевым, был он в звании подполковника и состоял в одном из красных кланов. Однозначно это был один из тех военврачей, что пришли на помощь зашивающемуся от большого объёма работы персоналу больницы.
— В маске был, — со злостью передразнил его Сибиряк. — Ты же можешь статы читать!
— Поеду я в штаб, там в любой момент Соломоныч может вернуться, неизвестно, с какими новостями, — сказал я товарищам, после чего подошёл к Калгану, постоял возле него полминуты, а затем покинул палату.
Я понял, что просто так это напряжение не спадёт ещё долго, надо было с этим что-то делать.
— Вы можете описать этого человека?
В палате также находились Лапыгин, ещё трое врачей, один из них очень испуганный, два штатных охранника, из числа назначенных Смоляковым для обеспечения безопасности больницы и двое блатных, судя по виноватым выражениям их лиц, присматривавшие персонально за Калганом.
Хоть я и относился к Калгану без особой симпатии после его поведения на том судилище, что блатные устроили Кате, но это был член нашей команды, наш товарищ, разумеется, его уход стал для всех нас большой потерей. И для меня в том числе. Да и чисто по-человечески его было жаль.
— А кто ещё? Он мне сразу не понравился.
— И всё? — удивился я. — Высокий, и всё? А черты лица, цвет волос, глаз, особые приметы?
— Вашему другу, — доктор указал на Калгана. — Сделали смертельную инъекцию. Что именно ему вкололи, сейчас сказать не могу. Но мы взяли кровь на анализ и сейчас пробуем разобраться. Если не получится, то придётся отправить образцы в Архангельск или Санкт-Петербург. Мы заморозили несколько пробирок.
Те аж зажмурились, предвкушая предстоящее наказание, а один из них, парнишка лет двадцати по кличке Клещ пробубнил:
Я сменил тон и максимально дружелюбно спросил у Сазонова:
— Вы можете рассказать, что произошло?
«Этого ещё не хватало, — с грустью подумал я, глядя на лежащее передо мной безжизненное тело. — Ему-то когда успели укол сделать?»
Смоляков пошёл разыскивать остальных беженцев с Южной Точки, Ринат разговаривать с охраной больницы, а мы с Генрихом и Сибиряком вышли на улицу. Генрих закурил. Я хотел идти к машине, и подождать блатных в ней, но Жора меня остановил.
— Ладно, проехали, — пробурчал Сибиряк, и по его спокойному голосу стало понятно, он понял, что перешёл границы.
— Вы бы с ним помягче, — пробурчал бородатый доктор. — Он и так напуган.
Сибиряк злобно посмотрел на
Испуганный врач не ответил, зато его коллега, высокий бородач сурового вида шагнул навстречу Сибиряку и жёстко осадил блатного авторитета:
— Повёлся? — мрачно спросил Генрих.
— Макс! — сказал он. — Насколько я сейчас там нужен? Надо подготовить всё, чтобы Калгана проводить. Это недолго, но надо пацанам сказать, кому что делать.
Всё произошло молниеносно. Сибиряк выхватил нож, бородатый доктор перехватил руку авторитета и стал её выворачивать, они упали на пол и стали ожесточённо бороться. Мы с Генрихом бросились их разнимать.
— Кто ему эту инъекцию сделал? — спросил Сибиряк.
— По статам он был Смирнов, — ответил Клещ. — Имя не помню.
— Ладно, как вы выражаетесь, проехали, — сказал я. — Только давайте, это останется между нами. Обидно, если все будут думать, что Калгана ни за что убили.
На самом деле, мне просто не хотелось лишний раз выслушивать от красной части нашей команды замечания по поводу неадекватности Сибиряка.
По приезде в офис было лишь одно желание — выпить кофе и посидеть в тишине хотя бы минут пять. После чего имело смысл привести мысли в порядок. В сложившейся ситуации это было далеко не самым лёгким делом.
Постоянная угроза столкновения с орками, Шаман под боком, «крыса» в команде — тут было впору схватиться за голову. А ещё и Мирон ударил неожиданно и сильно. Казалось, я нашёл ещё одного товарища, который поможет нам в борьбе, а вышло всё наоборот.
Кофемашина наполнила чашку двойной порцией ароматного эспрессо. Я плюхнул туда немного молока и устроился в плетёном ротанговом кресле в углу кухни. Меня ожидало пять минут удовольствия и, судя по всему, очередной дикий сумасшедший день после этих пяти минут.
Глава 22
Кофе закончился, а я остался сидеть в кресле. Это было удивительно, но на кухню никто не заходил. Возможно, не хотели меня беспокоить, но, скорее всего, все просто были заняты делами. Не пользоваться такой ситуацией было глупо. Ранее я собрался спуститься в переговорку, закрыться там и в одиночестве обмозговать сложившуюся ситуацию, но теперь я мог это сделать на кухне, попутно сварив себе ещё кружечку любимого напитка.
Признаться, подвал у меня уже сидел в печёнках, слишком много времени приходилось проводить там. А уж после двух сливов информации, место, где ранее я чувствовал себя в безопасности и под защитой от чужих глаз и ушей, теперь ассоциировалось у меня в первую очередь с предательством.
Я дошёл до кофемашины. Сделал ещё один двойной эспрессо, разбавил молоком и вернулся в удобное ротанговое кресло. Отхлебнул кофе, тяжело вздохнул и принялся анализировать шансы моих ближайших соратников на предательство. Мне нужно было непредвзято взвесить все за и против по каждому, кто находился со мной во время обсуждения даты нападения на Южную Точку и нелепой проверки Сибиряка.
Но легко сказать: непредвзято. Когда дело касается людей, которые были готовы отдать жизнь ради общего с тобой дела всего несколько дней назад и в бою доказали свою преданность, не так-то просто оставаться непредвзятым. Каждого из этих людей я мог назвать своим товарищем. И каждого теперь подозревал в предательстве.