В оковах любви

Ейтс Мейси

В груди у Саида что-то странно сжалось, когда он вошел и увидел Хлою у туалетного столика: колени подтянуты к груди, белое платье стелется по полу вокруг.

— Что случилось?

— Я же объяснила.

— Ты просто повторила то, что всегда говоришь. Все у тебя сводится к тому, что я неандерталец. И пытаюсь тебя контролировать. Поверь мне, если бы я пытался, ты бы это заметила.

Она покраснела.

— Но ты… мог бы. У тебя столько власти и силы, Саид. Я не могу дать тебе больше.

— Влечение между нами взаимное, — сказал Саид, не зная, зачем ее уговаривает, но чувствуя, что это необходимо. — А значит, у тебя тоже есть

власть надо мной. Власть заставить меня потерять голову, как несколько минут назад.

— Я не…

Саид пересек комнату и опустился перед ней на колени, взял за подбородок.

— Саид, я не могу…

Потянувшись, Саид поймал ее губы своими, быстро целуя, демонстрируя, какие чувства она вызывает. Когда поцелуй закончился, он тяжело дышал, сердце отчаянно билось. Он не помнил другой женщины, чьи поцелуи производили бы такое впечатление.

Ему всегда было легко добиться секса. Женщинам нравилось сочетание красоты и власти, поэтому каждый раз, когда ему хотелось секса, он его получал. Поцелуи всегда были лишь прелюдией.

Но с Хлоей ему хотелось растягивать их, наслаждаться ими. Пока она не расслабится. Не начнет просить большего. Его фантазии изменились. Раньше ему действительно хотелось ее контролировать. Использовать для своего удовольствия. Теперь он не знал, как думать о таком, когда Хлоя сидит перед ним, такая уязвимая, что может сломаться от грубого прикосновения? Его охватила нежность, чувство настолько чуждое, что казалось, с ним это впервые. Он не знал, что все еще на него способен.

Только Сура раньше вызывала у него такие чувства. С тех пор они никогда не возникали. Саид ждал, что мысль о потерянной женщине и ребенке заглушит его, но этого не случилось. И Саид рассердился.

— Посмотри на меня, — зарычал он.

Хлоя подчинилась.

— Почему ты меня боишься?

— Не боюсь. — Грудь Хлои поднялась от резкого вздоха.

— Боишься.

— Не тебя, — едва слышно прошептала она. — Мужчин.

Признание шокировало его.

— Всех?

— Мужчин, у которых есть власть. Которым нравится власть.

— Какой мужчина не любит власть?

— Бывает по-разному. Одно дело, когда нравится… контроль над своей жизнью, что ли. Конечно, это приятно. Мне нравится. Нравилось. Теперь мне его не хватает.

— Тебе кажется, сейчас его нет?

— Ты знаешь, что нет.

Саид кивнул, и Хлоя продолжила:

— Но есть такие… такие мужчины, которым нравится контролировать других. Использовать свою власть. И есть женщины, которые им позволяют. Из-за страсти. Вот чего я боюсь.

Саид все знал о таких людях. Они были среди тех, кто правили странами, и ему приходилось с ними воевать. И в тюрьмах… такие люди управляли тюрьмами. Им нравилось видеть чужую боль. Нравилось ее причинять. Он провел год в руках такого безумца. И его тошнило от того, что Хлоя видела в нем такого мужчину. А то, что ей приходилось с такими сталкиваться, вызывало приступ бешенства.

— Кто причинил тебе боль, Хлоя? — Он знал, что голос выдает жажду крови, выдает его ярость. Вот и хорошо. Пусть Хлоя их слышит. Пусть знает, что, если это в его власти, мужчина, который посмел прикоснуться к ней хоть пальцем, умрет от его руки.

Хлоя поморгала:

— Я… он никогда меня не трогал. До сих пор гадаю — почему. Но думаю, им обоим жилось лучше, когда они меня игнорировали.

— Кто?

— Мои родители. Мой отец. Он… — Хлоя глубоко вздохнула. — Одно из моих первых воспоминаний —

я не могла что-то достать из холодильника: я была очень маленькой. Я искала маму, чтобы она достала мне еду. Вошла в ее комнату и увидела, как отец хватает ее за плечи и швыряет об шкаф. Она ударилась головой об угол и упала. У меня сотни таких воспоминаний. Как отец бьет мать, как она ходит в синяках. Лежит без сознания. И еще сотни воспоминаний, как они целуются. Как занимаются сексом в коридоре, не обращая внимания на то, что я могу на них наткнуться. — Она выдохнула, протяжно и прерывисто. — Это было ужасно. Его власть над ней. То, что она ему позволяла. Их страсть.

— Поэтому ты стала ученой?

— В науке есть страсть, но есть и порядок. Наука изучает факты, ищет их. Открывает то, что существует в реальности. Стремится познать мир, вселенную. Понять, как они работают.

— Ты надеялась, что сможешь понять?

— Надеялась, но не смогла. Пока не смогла. Может, никогда не пойму. Ответа нет, только эмоции. А эмоции…

— Не подвластны логике. С этим согласны мы оба.

— Я от всего отказалась ради Адена. — Голос Хлои смягчился. — И это логично. Он не может о себе позаботиться, я ему нужна. Но я не знаю, что заставило мою мать отказаться от человеческого достоинства и держаться за монстра.

— Люди нелогичны, — сказал Саид. — Мы оба это видели. Видели темную сторону человеческого сердца.

— Да, — прошептала Хлоя. — Именно так. И теперь я везде ее вижу.

Саид кивнул:

— Это мудро, но я вижу все не так.

— А как?

— Я не гадаю. Я ищу правду и действую на ее основании. Не трачу время на эмоции, на переживания. Просто уничтожаю эту темноту, когда вижу.

— Знаешь, как сильно я бы этого хотела? — воскликнула Хлоя. — Иногда… я хотела бы быть достаточно сильной, чтобы остановить его. Думала об этом. Фантазировала. А потом однажды спросила мать, почему она не ушла. Она ответила, что удовольствие, которое он доставляет, стоит боли. И я поняла — она не хочет, чтобы он уходил.

— Они все еще вместе.

Хлоя кивнула:

— Но я их не навещаю. Никогда. Все равно что возвращаться в тюрьму.

— Конечно, никто не захочет возвращаться к такому.

Саид знал, какая это пытка — смотреть, как терзают других. Он не раз проходил через это за год в тюрьме. Именно поэтому он никогда не кричал. Хотя молчать научился еще до того. Ему причиняли боль часто, с раннего возраста, пытаясь научиться не ломаться. С тех пор, как у него отняли Суру, он сломался всего один раз. И это тоже привело к катастрофическим последствиям. Он отошел от плана, чтобы не дать врагу захватить человека, и потерял куда больше.

— Не все мужчины такие, Хлоя, — сказал он.

— Я знаю.

— И я не такой.

Хлоя встретила его взгляд.

— Просто… это трудно. Доверять. Логически я понимаю, но…

— Твое тело считает иначе?

Она кивнула.

— Я знаю, каково это, — медленно произнес Саид.

— Ты вообще ничего не чувствуешь?

Саид не задумался, прежде чем ответить.

— Люди рождаются с эмоциями, — сказал он. — С желаниями. Меня лишили этой способности в раннем возрасте. — Перед его внутренним взглядом снова мелькнула Сура, в белом платье и с вуалью на лице; она кричала, пока ее силой усаживали в машину. — Иногда мне так сильно хочется вернуть эту способность, которая у других просто… есть… Все чувствовать тяжело, но не чувствовать ничего — еще тяжелее.