В оковах страсти

Тродлер Дагмар

И тут мне почудилось, что я слышу его голос и те невероятные вещи, о которых он поведал мне в саду. «Единственное, на что стоит полагаться, — говорил Эрик, — это мои силы…» Я сидела не шелохнувшись. А что, если он прав? Он говорил о том, что следует сосредоточиться, о спокойствии и еще о том, что все будет зависеть только от меня самой. Я с такой силой тряхнула головой, что меня даже затошнило — еретические мысли, надо изгнать их! Обхватив голову руками, я попыталась освободиться от них, прочь, пошли прочь…

Вся надежда единственно и только на твои силы. Он так часто оказывался прав, почти каждый раз, когда я думала, что за такие слова его должна пронзить

молния. А вдруг он и на этот раз сказал правду? Я в растерянности рассматривала руку, которая касалась его груди, и сразу почувствовала, как все во мне затрепетало — может быть, это бешено стучало мое сердце? Стучало в голове, руках, животе, сильно, постоянно обнадеживающе. Я устроилась на корточках на полу и стала прислушиваться к звуку, раздававшемуся во мне. И страх исчез, поджав хвост, как зверь, улетучившись в окно. Может, Господь Бог еще не нашел меня?

Несколько часов кряду сидела я у окна, глубоко вдыхая холодный ночной воздух. Неизведанное ощущение счастья переполняло меня так, будто Божье дыхание коснулось меня, и сразу ушла боль, ушел весь страх, и я почувствовала себя легко, словно птица.

Плот, над которым плотник ревностно трудился целый день, стоял во дворе замка. На нем должны были расположиться на воде мои судьи. Отец лично контролировал завершение его постройки, и его озабоченное выражение лица не выходило у меня из головы. Может, он тоже сомневался во мне? Пасхальные украшения и цветы на двери часовни поблекли и уняли. Пасха уже прошла, не оставив мне никаких воспоминаний. Но, несмотря ни на что, я чувствовала, что Бог рядом, что Он мне обязательно поможет, что Он простит мне любовь, спрятанную в самом потаенном уголке моего сердца. Даже если она и безнадежна, все равно сможет согреть меня в эти часы и изгнать злых духов — видения и предсказания смерти и несчастья.

После бессонной ночи я с нетерпением ожидала наступления утра. Я знала, верила: все будет хорошо.

Пришла Майя, чтобы остричь мне волосы по приказанию архидьякона. Не двигаясь, наблюдала я за тем, как прядь за прядью падала на пол, как в свете утреннего солнца они отсвечивали красным цветом, — может, и правда, в волосах кроятся магические силы? Мне бы не хотелось верить в это.

— Ах, девушка, как все-таки жаль чудесные косы! Ваша матушка на небесах будет о вас плакать, — вздохнула Майя и смела в кучу блестящие на солнце локоны. — Только взгляните.

Я отвернулась. Это было невозможно. Выполняй правила и доказывай свою невиновность — плакать по волосам будешь после! Я спокойно повязала платком голову и была готова.

— Пойдем же, Майя.

Часовня была полна народу — яблоку негде было упасть. Суд Божий походил на народный праздник. Рыцари и мальчишки-подростки, женщины и девушки — все с любопытством обернулись, когда патер Арнольд ввел меня в церковь. «Глядите, вот идет она, грешница», — читала я в их взглядах. Отец не удостоил меня даже взглядом. Я заняла предназначенное мне место и попыталась сосредоточиться на мессе, которую служил патер Арнольд вместе с аббатом бенедиктинского монастыря. Гервиг из Кёльна восседал на почетном месте, не спуская с меня глаз.

А я… Я не могла усомниться в величии и добродетели Всевышнего. Но я была уверена в том, что невиновна и Он поднимет надо мною свою спасительную руку.

— Встаньте, дитя мое.

Мой духовный отец, взявший на себя обязанности жреца на суде Божьем, появился передо мною с крестом в руке.

— У тебя есть возможность подтвердить под присягой свою невиновность или признать свои грехи, исповедавшись. Я спрашиваю тебя, Элеонора,

дочь Альберта Зассенбергского: предавалась ли ты разврату с Гансом, рабом-чужеземцем, который теперь мертв и более не может нести ответственность за содеянное? Подумай, наш Господь, всесильный Боже, владыка жизни и смерти, видящий каждый грех, услышит слова твои!

Патер Арнольд стоял передо мной с просфорой в руке, демонстрируя свое смирение; облачение священника из тончайшего полотна складками ниспадало вниз. В церкви горело множество свечей, заставляя чудесным образом сверкать золотое шитье на епитрахили священника. Я в благоговении склонила голову и закрыла глаза.

— Клянусь пред Богом, что я невиновна, что тело мое чисто так же, как и подобает девице, а все предъявляемые мне обвинения ложны, — произнесла я громко, чтобы смог услышать каждый. — Невиновна. Невиновна, если именно это хочется вам услышать. — По толпе прокатился ропот. Все были возбуждены и взволнованны; наверняка многие ожидали покаянной исповеди с подробностями. В последние дни страсти в народе были раскалены.

Арнольд протянул мне просфору.

— Corpus Domini Nostri Jesu Christi fiat hodie ad probationem! [61] — пропел он.

Мне показалось, будто святая сила пронизала меня. Я знала, что Господь обязательно заступится за меня.

После мессы праздничной колонной все направились в деревню, где берег озера уже был убран коврами и хоругвями. Священнослужители окружили меня, так что я оказалась в центре, и под пение покаянных псалмов мы покинули замок. Вся эта пышность обряда оглушила меня. Каждой клеточкой своего существа я чувствовала величие Божие. По каменистой дороге, ведущей в деревню, ноги мои ступали как по облаку.

61

Тело Господа Иисуса Христа проходит сегодня над тобой как испытание (лат.).

В небольшом озере купалось солнце, хоругви трепетали на ветру. Зрители расположились на берегу: впереди — знатная публика, за ней — прочий люд. В толпе раздавался перезвон сотен маленьких колокольчиков — мужчинам пришили их к штанам, чтобы защититься в этот знаменательный день от всех злых духов. Плот до самого того места, где я должна была стоять, выложили коврами.

Какой-то низший церковный служитель размахивал своим кадилом над собравшимися и над озером. Патер Арнольд воздел руки к небу и начал читать молитву об изгнании беса, чтобы и от себя отогнать злых духов:

— Exorciso te creatura aquae in nomine Dei patris omnipotentis, et in nomine Jesu Christi filii ejus Domini nostril, ut fias aqua exorcizata ad efugandam omnem potestatem inimici, et omne phantasma diaboli, ut, hic homo… [62]

Его молитва поднималась в воздух, парила над нами и приводила меня в дрожь. Собравшиеся взволнованно говорили в один голос:

— Аминь! Аминь!

Церковный служитель вновь стал размахивать кадилом. Бриз донес до моего лица священный аромат, сознание мое затуманилось.

62

Заклинаю тебя, творение воды, во имя Бога, всемогущего Отца и во имя Иисуса Христа, Сына Твоего, Господа нашего, чтобы вся мощь врага и каждое появление врага выходило из этой заговоренной воды, также как и ты, человек (лат.).