В осколках тумана
Шрифт:
— Джулия, Джулия, — увещевает Дэвид, — не торопи события. Пусть все идет своим чередом. И что плохого в том, что мы не выносим сор из избы?
— Мы с Марри разводимся, Дэвид, поэтому он в сложном положении… — Господи, о чем я? За последние три дня на него столько навалилось, а тут еще я со своей семейной тягомотиной. — Прости. Я эгоистка.
Надо сменить тему. Не хочу, чтобы последние минуты были омрачены размолвкой.
— Мне кажется, что Эд… полиция хватается за соломинку. — Так, снова свернула на свое семейство. У нас столь маленький городишко,
Марри объяснил, почему арестовали Дэвида, но как-то туманно. Должно быть, побоялся расстроить меня.
— Марри сказал, что они до сих пор не получили результатов анализа ДНК. Это хорошо. Сейчас все обвинение держится на записи камеры видеонаблюдения и куртке. По словам Марри, есть шанс, что дело закроют еще до того, как тебя облачат в тюремную робу.
Я жду, что Дэвид объяснит, откуда взялась та запись, но он молчит.
Раздается звонок, и охранник кричит, что осталось две минуты. Две минуты пожизненного заключения.
— До свидания, Дэвид. — Я встаю.
Посетители тянутся к выходу, где их обыскивают.
— Если тебя не переведут отсюда, увидимся на следующей неделе.
Он наклоняет голову, отворачиваясь от меня, а я целую его в щеку и секунду стою неподвижно, вдыхая его запах и стыдясь того, что пытаюсь учуять запах вины.
— Джулия, — он серьезно смотрит на меня, — береги себя.
Я киваю и ухожу.
Когда я объявила новость подросткам, Грэдин расплакался как ребенок, а Бренна так туго стянула волосы в узел, будто хотела содрать с себя скальп.
— Вас на время поселят в хорошей семье. Все будет прекрасно, вот увидите. — В жизни не слышала более фальшивого голоса. — Считайте, что это каникулы. А потом для вас найдут постоянное пристанище.
Я готовлю им ужин. К счастью, не последний.
— Не хочу я никаких каникул! — воет Грэдин. — Лучше я останусь здесь, с вами и Мэри.
Бренна дает брату подзатыльник.
— Что ты как маленький! — Она снова дергает себя за волосы. — Если вы нас отошлете, мы убежим. Мы не товар, который можно сдать обратно в магазин, знаете ли. У нас есть чувства.
Я смотрю на них. Бренна права. Господи, не думала, что Грэдин так расстроится. Что их ждет в будущем? Мой сын растет в счастливой и крепкой семье, а Грэдин…
Я мысленно жму на тормоза. Счастливой и крепкой семье? Обхохотаться.
Что станет с Алексом и Флорой, когда мы с Марри наконец разведемся? Что происходит с ними уже сейчас?
— Знаю, знаю. Я все понимаю. — Нельзя взваливать на Бренну еще и свою ношу. Луковица выскальзывает из рук, скачет по полу. — Но вы должны понять, что Мэри очень больна и не может о вас заботиться. А мне и моим детям надо вернуться в Или, потому что я должна работать.
Необходимо вернуться к жизни, думаю я, какой бы она ни была.
Бренна зло ухмыляется и молчит. Эта девочка умеет держать паузу.
— Знаю я таких, как вы, — заявляет она наконец. — Сначала мужа
Она плюет на пол и тащит к двери Грэдина. Момент выбран крайне удачно, потому что на пороге стоит Марри. Он все слышал.
— Эй, что здесь происходит? — На его лице написано удивление, как будто он и в самом деле не понимает.
— А, обычное дело, — отмахиваюсь я. — Подростковые истерики. Гормоны. Вообще-то я выкидываю их на улицу. У них нет дома, а их родители — жестокие уроды. Короче, ничего особенного.
Я больше не сдерживаю слез.
— Ты сказала, что им придется уехать? — Марри протягивает мне салфетку и забирает у меня нож. — Позволь, я сам этим займусь. А то опять порежешься.
Марри не зря интересуется судьбой подростков из Нортмира. Он думает, что я попрошу его остаться, чтобы защищать нас.
Я набираю воду в большую кастрюлю и ставлю на плиту.
— Разве у меня есть выбор, Марри? Я должна вернуться домой ради детей. Кроме того, мне пора на работу. — Я чуть было не добавила: «Ведь теперь я мать-одиночка», но вовремя сообразила, что нарвусь на ядовитое замечание. — Не мог бы ты резать лук помельче? А то Флора не станет есть.
Мы будто переносимся назад, в прежнюю жизнь, рядом из-за игрушки ссорятся дети, в кухне пахнет глаженым бельем и соусом для спагетти, а мы болтаем о всяких мелочах.
— Как в старые добрые времена, да? — улыбается Марри, а я отворачиваюсь, чтобы скрыть слезы, которые опять тут как тут.
Со звоном бросаю ножи и вилки на старый кухонный стол, который с незапамятных времен стоит в Нортмире.
— Послезавтра я возвращаюсь в Или. Устала мотаться туда-сюда. Устала всем угождать. Мне нужно навещать маму в «Лонс», а оттуда гораздо ближе. Кроме того, Флора ходит в балетную студию, Алекс в бассейн…
— Спокойно, спокойно! — Марри откладывает нож. — Мы живем раздельно, но я по-прежнему несу часть ответственности за детей. Ты же знаешь, что я готов тебе помогать.
«Почему ты не убедил меня в этом полгода назад?» — хочется заорать мне, но в кухню входит Алекс, и я сдерживаюсь.
— Проголодался? — обращаюсь я к сыну и поворачиваюсь к Марри: — Вытащи оттуда Дэвида. Это все, о чем я прошу, Марри.
Мы смотрим друг на друга. Марри упорствует в своей вере, что у нас есть шанс.
— Хотя бы ради мамы, чтобы он продолжил ее лечить. Кроме того, если ты забыл, в прошлом у нас не очень хорошо получилось изображать счастливую семью.
Я тут же жалею о своей грубости. Затыкаюсь и раскладываю салфетки, пытаясь успокоиться. Даже Марри не заслуживает такого отношения.
— Так ты хочешь, чтобы я остался его адвокатом? — Во взгляде его недоверие.
Чтобы избавиться от чувства вины за свою грубость, ожесточенно вспоминаю о ящиках с пивом, о бесчисленных бутылках из-под виски, о нескончаемых одиноких вечерах. Затем думаю о последней встрече с Дэвидом. Похоже, он не собирается ничего менять и, как ни странно, вполне доволен, как Марри ведет его дело.